Егерь: заповедник

— Собрание сочинений великого французского писателя Жюля Верна мы вручим сегодня школе, ученики которой наберут лучшие баллы на олимпиаде, — внушительно говорит он. — Это решение областного руководства.

К удивлению Ипполита Матвеевича Воронцов не спешит спорить.

— Тогда все хорошо. Значит, наша школа все же получит эти книги.

— С чего это вы взяли? — удивляется Ипполит Матвеевич.

— Наши ученики точно займут высокие места.

Ипполит Матвеевич добродушно смеется. И оглядывается по сторонам, как бы приглашая окружающих посмеяться вместе с ним.

— Не смешите меня, дорогой! Ученики из Черемуховки! Да у нас тут лучшие ребята из города, из района.

Привстав на цыпочки, он хлопает Воронцова по плечу.

— Давайте оставаться реалистами, дорогой Алексей Дмитриевич. Дойдет и до вас очередь, когда-нибудь.

Коротко кивнув Воронцову, он ловко ускользает и торопится к мужчине в темном костюме. Они о чем-то тихо говорят, а я слежу за ними.

Не нравится мне этот Ипполит Матвеевич. Слишком уверенно он смеялся над предположениями Воронцова.

И когда чиновник из РОНО кивает стоящему рядом незнакомому учителю, мои подозрения только усиливаются.

Они идут в школу, а я — за ними. Не вплотную, а отстав на несколько шагов — как будто по своим делам.

В знакомом школьном вестибюле никого. Только пожилая уборщица меланхолично трет каменный пол серой тряпкой на деревянной швабре.

— Здрасьте, Мария Афанасьевна, — машинально говорю я.

Надо же, имя уборщицы само всплыло в памяти!

— Здрасьте, — равнодушно кивает уборщица, убирая тряпку у меня из-под ног.

Ипполит Матвеевич и незнакомый учитель разговаривают около лестницы, которая ведет на второй этаж. Это мне на руку — есть повод пройти мимо. Я иду в их сторону, старательно не обращая на них внимания.

— Куда ты в сапогах? — ворчит мне в спину уборщица.

— Я на минутку, — отвечаю я.

А сам ловлю слова Ипполита Матвеевича.

— Значит, седьмое задание и двенадцатое, — говорит он учителю. — Не забудь.

Учитель кивает.

Я подхожу ближе, и они замолкают.

— Разрешите, — говорю я Ипполиту Матвеевичу, проходя мимо.

Ипполит Матвеевич недовольно отодвигается в сторону.

Я поднимаюсь на площадку между этажами. Заворачиваю, скрываясь из вида и останавливаюсь.

Может, они еще что-то скажут? Что это за непонятный разговор про задания?

Но внизу молчат. Постояв несколько секунд, я поднимаюсь на второй этаж.

О каких заданиях они говорили? Неужели о заданиях на олимпиаду? Или я просто напридумывал себе неизвестно что?

Все, что мне приходит в голову — чиновник из РОНО заранее выбрал победителя олимпиады и теперь хочет подсунуть ему определенные задания, ответы на которые тот знает.

Никаких доказательств у меня нет. Нет даже уверенности — возможно, их разговор означал совсем другое.

Но даже если и была бы уверенность — что делать-то? Подойти к ним и сказать, что я все слышал? А что это даст?

Так и олимпиаду можно сорвать. И без скандала не обойдется. А скандал рикошетом ударит по Алексею Дмитриевичу, по нашей школе и по нашим ребятам. Мне ведь придется объяснять, кто я, и что тут делаю.

А самое главное — если представитель РОНО жульничает, то за руку я его никак не поймаю. И все мои обвинения заведомо окажутся ложными.

Что же делать? Молчать?

В раздумьях я иду по широкому коридору второго этажа мимо классов. За спиной хлопает дверь.

— Синицын? — окликает меня уверенный женский голос, в котором звучат стальные командирские нотки.

Я удивленно оборачиваюсь.

Да, это она. Моя классная руководительница, преподаватель математики Тамара Ивановна. Чуть постаревшая, но все такая же строгая. Она держала наш класс в ежовых рукавицах, спуску не давала. Но относилась ко всем одинаково справедливо. Отличников в любимчики не записывала, но даже хроническим двоечникам давала шанс.

— Андрей, — утвердительно кивает Тамара Ивановна. — Ты что тут делаешь?

— Здравствуйте, Тамара Ивановна, — говорю я.

И бросаю взгляд на дверь ее кабинета.

Заведующий учебной частью.

— Вы теперь завуч? — спрашиваю я.

Вместо ответа Тамара Ивановна строго смотрит на мои сапоги.

— Ты почему без сменной обуви?

Мне становится смешно.

— Дома забыл, Тамара Ивановна, — виноватым голосом говорю я. — Но я ноги вытер, честное слово.

— Зайди ко мне, — величественно кивает Тамара Ивановна и пропускает меня в свой кабинет. — Садись.

Она тяжело опускается за свой письменный стол, на котором аккуратно разложены стопки тетрадей и отпечатанных листов.

Я сажусь напротив.

— Так что ты здесь делаешь? — повторяет свой вопрос Тамара Ивановна. — Соскучился?

— Я наших ребят на олимпиаду привез, — отвечаю я. — Из Черемуховки.

Тамара Ивановна молча ждет продолжения.

— Я теперь живу в Черемуховке, — добавляю я. — Работаю егерем, учусь в лесотехническом на заочном.

— Молодец.

Тамара Ивановна благосклонно кивает.

— А как твой брат? Ты знаешь, что он перевелся из нашей школы?

— Знаю, Тамара Ивановна. Он тоже приехал со мной. Будет участвовать в олимпиаде.

— Сергей? — удивленно спрашивает Тамара Ивановна. — У него за восьмой класс была тройка в полугодии.

Все-то она помнит.