Егерь: Назад в СССР 2

При этих словах у меня в памяти снова встал тот день, когда мы задержали на базе «чёрных копателей». Избитый, окровавленный Трифон. Стеклянный взгляд сгорбившегося рыжего парня, чьи тощие запястья туго обхватили наручники. Обыск до поздней ночи. Тогда милиционеры перевернули всю базу вверх дном — искали другие тайники, кроме того, который Жмыхин устроил в погребе.

Досталось мне и на допросе. Следователь всё не мог поверить, что я за месяц пребывания на базе так и не нашёл тайник Жмыхина. А оно мне надо было? Я и в погреб-то не спускался с тех пор, как жена Жмыхина увезла оттуда все банки с соленьями и компотами.

— Андрей, вы меня слушаете? — переспросил в трубке Дмитрий Николаевич.

— Да-да, — ответил я, выныривая из воспоминаний.

— Через два дня я уезжаю в Ленинград. Мы не могли бы с вами встретиться до моего отъезда? Я очень прошу — расскажите мне всё, что вы знаете о колдуне!

Вот чёрт! А впрочем...

— Дмитрий Николаевич! Знаете что? Давайте я через час к вам подъеду. Вы в крепости?

— Да! — обрадованно ответил Сюзин. — Пакуем экспонаты, которые повезём в Ленинград.

— Вот и отлично! Дождитесь меня, пожалуйста!

Я повесил трубку.

— Ну, что там? — спросил Серёжка.

— Ничего, — ответил я и шутливо щёлкнул его по носу.

* * *

— Ну что, едем? — спросил я Дмитрия Николаевича, когда он вышел из клуба мне навстречу.

— Куда? — удивился археолог.

— Познакомлю вас с колдуном. Тем более что вы с ним уже виделись.

Лицо Дмитрия Николаевича удивлённо вытянулось. Но он тут же взял себя в руки.

— Подождите минуту! Я только возьму ручку и блокнот! И... А что он любит?

Теперь уже удивился я.

— Кто?

— Колдун, — серьёзно объяснил Дмитрий Николаевич. — В молодости я побывал на Крайнем Севере с этнографической экспедицией. Там мы расспрашивали шаманов. Так вот перед тем, как задавать им вопросы, нужно было непременно задобрить духов каким-нибудь подношением. А у вашего колдуна такой обычай есть?

Я пожал плечами.

— Насколько помню, нет. Но на всякий случай, захватите что-нибудь к чаю.

Через минуту Дмитрий Николаевич сидел на пассажирском сиденье. Я с невозмутимым лицом крутил баранку.

— Андрей, — не выдержал археолог, — а как вы с ним познакомились?

— Он спас меня от пожара и вылечил ногу. Я тогда сильно растянул связки. Несколько дней прожил у него в землянке.

— Он что, и вправду, живёт в лесу?

— Да. Но я не думаю, что будет правильно расспрашивать его о причинах. Впрочем, вам виднее, о чём говорить. Попросите у него разрешения исследовать его поляну. Может быть, найдёте что-то интересное. Не зря же вы столько лет изучали хроники и летописи.

Некоторое время мы молчали. Затем Дмитрий Николаевич осторожно спросил:

— Я правильно понимаю, что этот человек просил вас не рассказывать о нём?

— Да, — кивнул я.

— А почему тогда...

Археолог не договорил. Снова повисло молчание, которое прерывалось только звуком двигателя и шумом колёс по асфальту.

— Есть причина, — ответил я.

Мы подъехали к медпункту. Дверь была не заперта, но я всё равно постучал. Спокойный мужской голос ответил:

— Войдите!

Я пропустил Дмитрия Николаевича вперёд.

Трифон сидел за Катиным столом и при свете настольной лампы изучал карточки пациентов. Ссадины на его лице уже зажили, и синяки почти сошли. Только под левым глазом оставалась лёгкая желтизна.

Просматривая карточки, Трифон иногда недоумённо хмурился, но чаще одобрительно кивал головой.

— Здравствуй, Андрей! — спокойно сказал он, поворачиваясь ко мне. — Здравствуйте!

Он смотрел прямо в лицо археолога.

— Знакомьтесь, — сказал я. — Дмитрий Николаевич Сюзин. Историк, археолог. Руководит раскопками на территории Староладожской крепости. Трифон. Отшельник, лекарь. И, насколько я понимаю — врач.

Трифон и Дмитрий Николаевич молча смотрели друг на друга.

— Дмитрий Николаевич! Наверное, будет лучше, если вы расскажете Трифону всё, что рассказывали мне. А я пока поставлю чайник.

Я подхватил в углу полупустое ведро, заглянул в него.

— Водичка-то несвежая. Прогуляюсь до колодца.

Я намеренно не торопился. Постоял возле бревенчатого сруба, с любопытством заглядывая в тёмную глубину. Там таинственно поблёскивала вода.

Низкие тучи к вечеру совсем заволокли небо. Я поднял лицо и ощутил, как на лоб и щёки садится лёгкая, почти невесомая дождевая морось.

Где-то в небе, выше слоистых туч раздалась печальная перекличка улетающих гусей.

Осень.

Под мерный скрип ворота я опустил ведро в колодец. Оно звякнуло, разбивая водную гладь, покачнулось и утонуло. Подрагивая, натянулась цепь. Я нажал на кривую металлическую рукоятку, с усилием поднимая полное ведро наверх.

Потом мы втроём пили горячий чай при свете настольной лампы. Я открыл пакет с пряниками, который захватил с собой Дмитрий Николаевич. Пряники были свежие, мятные. Их глазурь приятно холодила кончик языка.

Дмитрий Николаевич рассказывал о работах в крепости, упомянул о том, что в краеведческом музее скоро откроется новая экспозиция, где будут выставлены экспонаты, найденные в этом году.

Вдруг археолог замолчал и посмотрел прямо на Трифона.