Егерь: назад в СССР

Я задумался.

Очень хотелось остаться подольше. Мелькнула сумасшедшая мысль уговорить родителей взять выходной день и провести его вместе. Можно было бы сходить на реку, или в парк.

Но я знал, что они не поймут этого порыва. Это для меня всё случившееся — невероятное чудо, великолепный божий промысел.

А для них — обычная жизнь. Начало рабочей недели. Старший сын приехал в гости на денёк — вот и хорошо. Но брать из-за этого выходной?

— Завтра утром, мама, — ответил я. — Автобусом в четыре сорок.

— Так рано? — удивилась она.

— Мне в Киселёво на свой автобус надо пересесть.

— Ложился бы спать тогда. Я тебе здесь постелю, на диване. Или на Серёжкиной кровати поспишь?

На Серёжкиной? То есть, на своей?

Я на мгновение ощутил странную и абсолютно глупую ревность. И чтобы перебороть её, ответил:

— Посплю на диване, ладно?

На самом деле, я почти не спал. Временами проваливался в дрёму, потом выныривал из неё. Лежал, слушая, как привычно тикают на стене часы, как проезжают по улице редкие-редкие машины.

И вспоминал, вспоминал, вспоминал...

Я слышал, как отец ночью вышел на кухню. Раздался резкий треск спичечной головки о коробок, затем в комнату потянуло запахом табачного дыма.

Три года, подумал я. У меня есть три года, за которые я должен что-то предпринять. Иначе всё бессмысленно.

Под утро я снова окунулся в сон. Резкий звонок будильника заставил кое-как разлепить глаза. Из кухни пахло горячими сырниками.

Я босиком прошлёпал в ванную. Умыл лицо холодной водой.

Тарелка с сырниками уже стояла на столе. Мама мыла сковороду. Я обнял её за плечи.

— Спасибо, мам! Ты совсем не спала?

Она брызнула водой мне в лицо и улыбнулась.

— Ты какой-то сам не свой, Андрюшка. Уж не влюбился ли в кого? Кушай лучше, пока сырники не остыли.

Влюбился? Да, вдруг понял я. Если сначала я относился к новой жизни настороженно, словно зверь к незнакомому лесу, то теперь влюбился в неё.

Ох, мама! Ты всегда права, даже если не представляешь, о чём говоришь.

Рано утром, подпрыгивая на сиденье дребезжавшего автобуса, я ощутил, что еду из дома домой. Это странное чувство не проходило, а только усиливалось по мере того, как автобус подъезжал к Черёмуховке.

* * *

К моему удивлению, милицейская машина всё ещё стояла возле сельсовета. Я увидел Павла и помахал ему рукой. Павел махнул мне.

— Андрюха, иди сюда! У нас ЧП! — крикнул он.

Ничего себе! Я подошёл ближе.

Павел показал на меня подтянутому усатому мужику с хмурым озабоченным лицом.

— Товарищ капитан! Это местный егерь, Андрей Синицын. Он сможет нам помочь.

Усатый смерил меня взглядом и протянул руку.

— Здорово, егерь! Поможешь?

— А что случилось? — спросил я.

— Человек пропал в лесу.

Я оторопел от неожиданности.

— Когда? Наш, деревенский?

— Да нет, приезжий, — ответил капитан. — Вчера приехал с женой за грибами и потерялся в лесу. Жена тоже потерялась, но каким-то чудом вышла в деревню и бросилась искать помощи.

Я вспоминаю вчерашних грибников. Женщину, желающую испечь пирог для неведомой Розы Леонидовны, и мужчину со взглядом побитой собаки.

— Я её успокоил, как смог, — мрачно вмешался Павел. — Отзвонился в райотдел. До вечера ждали — вдруг он из леса выйдет. Но мужчина так и не вышел. Вот сейчас организуем поиски. Давай, присоединяйся!

— Мне бы только рюкзак домой закинуть, — говорю я.

— Погоди, — останавливает меня капитан. — Ты здесь леса хорошо знаешь?

— Пока нет, — говорю я. — Только неделю назад приступил к работе.

Капитан морщится.

— Ну, всё равно. Идём, поговоришь с женой этого... пропавшего. Пусть объяснит — где примерно они были. А то мы не понимаем, где его искать.

Мы идём в пункт охраны правопорядка. Там, навалившись большой грудью на стол, всхлипывает та самая женщина. Её декоративная корзинка из бересты стоит рядом.

Глаза у женщины красные, как у кролика-альбиноса. Она старательно трёт их тыльной стороной кисти.

— Почему вы не ищете Рудольфа? — надломленным голосом спрашивает женщина. — Вы же милиция!

Я сбрасываю рюкзак с плеч, беру стул и сажусь напротив женщины, чтобы не нависать над ней сверху. Капитан недовольно сопит, но молчит.

— Расскажите — где потерялся ваш муж? — спрашиваю я.

— В лесу, — трагическим голосом отвечает женщина.

Потом смотрит на меня, и глаза её расширяются.

— Это вы!

Она поворачивается к капитану.

— Товарищ милиционер, это он!

Капитан непонимающе крутит головой.

— Это он пугал нас кабанами!

Из красных глаз снова начинают литься слёзы.

— О чём она, Синицын? — спрашивает меня капитан.

— Я встретил их вчера утром на остановке. И предупредил, что сейчас не сезон для грибов. И что надо остерегаться кабанов.

— Видите? — кричит женщина. — Он сознался!

— И что? — ничего не понимая, спрашивает капитан.

Я пожимаю плечами.

— И всё. Потом я уехал.

Распахивается дверь. Входит Фёдор Игнатьевич и ставит на стол чашку с горячим чаем.

— Выпейте! — говорит он женщине.

Потом поворачивается к капитану.

— Ну, что? Поднимать деревенских?

— Погодите, — машет рукой капитан.

Женщина, громко хлюпая, пьёт чай.

Дождавшись, пока она немного успокоится, я начинаю расспрашивать её.

— Вы речку переходили по мосту? Вспомните!

— Речку?

Она кивает.

— Да.