Егерь. Девушка с Земли

Розенталь остановился посреди отсека. Посмотрел на Скворцова с сомнением: стоит ли продолжать разговор на эту тему?

— Вот чего я опасаюсь… — проговорил он. — Как только на центральных планетах прознают, что на Сирене происходят чудеса, необъяснимые с научной точки зрения, сюда сейчас же хлынут фанатики всех вероисповеданий, а кроме них — «тарелочники», контактеры, спиритисты, — экзобиолог оттянул на животе футболку. — Юнион Гэлакси уже пожаловало. Так вот! На Сирене будут искать следы предтеч, артефакты трансгалактических цивилизаций, проявления Святого Духа, в конце концов! Куда же без боженьки?.. Если не сможем объяснить мутацию аминокислот мы — внятно и взвешенно, то объяснят за нас, Андрей! И когда на центральных планетах начнется горячка, поздно будет хвататься за головы!

Скворцов раздумывал недолго.

— Я понял, Самуил Аркадьевич. Процессы в микромире — это ключ. Замо́к следует искать на уровне биосферы.

— И не сомневайтесь! — махнул рукой Розенталь. — Куда делся океан, что покрывал некогда девяносто процентов поверхности Сирены? Как морские обитатели, включая глубоководные организмы, сумели адаптироваться для жизни на суше? Вот это, Андрей, главные вопросы, на которые нам предстоит отыскать ответы.

Самуил Розенталь пропал без вести во время Карлика, не прошло и года после того…

Он так ничего и не выяснил — ни про исчезновение океана, ни про феноменальные адаптивные свойства сиренианских форм жизни. Ожерелье из терабайтовых «флэшек» с данными многолетних исследований было обречено пылиться в сейфе Андрея Скворцова до тех пор, пока преемник первого экзобиолога не нашел в себе силы избавиться от призраков Немезиды. Он уселся за микроскоп, не снимая широкополой шляпы егеря…

«Теперь я, кажется, начинаю догадываться, что происходит на этой планетке…»

Сидеть в темноте трюма потерянного корабля в компании скелетов десяти замученных ученым-маньяком членов экипажа… и слушать самого себя. Приветствовать безумие, точно спешащего на выручку друга. Внимать собственному голосу и не узнавать себя.

В третьем отсеке кто-то был.

Шорох… Вот — еще. Некто ступал, не глядя на пузыри, вздувшиеся на старом линолеуме. Скрипнула балка, закачалась таль, медленно повернулся покрытый пятнами ржавчины крюк.

Кортес? Или Реми, на которую почему-то не подействовало снотворное?

«Естественный биохимический реактор! Это настоящее чудо природы. До сих пор я сомневался, но теперь…»

Да-да, он помнил! Он произносил эти слова для Реми, когда они шли через пещерные галереи Большого барьерного рифа Хардегена. Реми еще сказала, что его коллега — порядочный лентяй, а он, Скворцов, возразил: мол, его коллега — настоящий трудяга.

Кто этот коллега? Без вести пропавший доктор Розенталь? Неизвестный биолог с «Левкоя»? Или Хардеген, что поглотил, очевидно, и того и другого?

Сумасшествие… Психоз, вызванный инфразвуком — песнью ночной Сирены.

Скворцов посветил фонарем вверх. На переборке появилась тень лошадиной головы. В луче света сверкнули покрытые слизью щупальца. Конек-телепат обвил псевдоподией таль, попробовал ее на прочность. Он пришел вместе с ночью за Скворцовым, за Реми и за акслой, что не укрылся на время Карлика в подземной пещере, как делают его собратья, а остался вместе с людьми в титано-керамитовой скорлупе «Левкоя».

Можно было выхватить из-за пояса револьвер и всадить в бестию весь барабан. Можно было… Все — можно…

Скворцов присел на край биованны. Ноги и руки были ватными, лицо — одеревеневшим, а мысли — разрозненными, как будто он осушил бутыль «огненной воды» местного, сиренианского, изготовления в салуне Энрике. И очень хотелось курить…

Конек попытался повиснуть всем весом на тали. Цепь заскрежетала, и чудовищу из пещер Хардегена пришлось отпрыгнуть назад. Содрогнулась палуба, лязгнул металл, сорвался с кронштейнов пульт суперкарго и упал в трюм. Крюк на цепи заметался, точно маятник.

Как трехметровая тварь протиснулась узкими коридорами транспортного корабля? Или она способна становиться компактной, как таракан? Сжиматься и разжиматься, точно моллюск?

Способна… На все способны порождения псевдолабораторий Хардегена. А еще они постоянно учатся. Хардеген — вечный трудяга и вечный ученик. Биологический реактор анализирует допущенные ошибки, а затем выводит новый вид, уже лишенный недостатков предыдущего.

Скворцов поглядел на скелет, запертый в биованне.

Кто же это мог быть? Настоящий член экипажа или все-таки клон — неразумный, как новорожденное дитя, испуганный и остро чувствующий боль?

Сумасшествие… Голос ночной Сирены стоит в ушах. Или это старается конек-телепат — наводит на него сонное оцепенение, точно вампир из подростковых романов.

То, что осталось от плоти, прилипло к костям растрескавшейся коркой, между ребер виднелись серебристые трубки, по которым к обреченному поступали когда-то пища, вода и тот самый нелегальный стимулятор роста с Немезиды.

Едва живой Ветерок… Он пронзен частоколом стеклянистых трубочек…

И лошадке больно.

Помешательство…