Егерь. Девушка с Земли

Скворцов вспомнил, что он где-то видел похожий способ производства мяса, и тотчас в ушах его зазвучал жалобный вопль несчастного Ветерка, пронзенного десятками трубок, но все еще живого: «Ветерок!.. Ветерок любит хозяина! Лошадке больно! Ветерок хочет к хозяину! Спасите Ветерка, ему очень-очень больно! Ветерок хороший! Спасите, больно!..»

Егерь зажал уши ладонями, и вопль стих. Стоило ему опустить руки и перевести дух, как из темноты карго-зоны послышался голос старого друга и учителя:

— Непрогнозируемые мутации аминокислот, симбиотические связи внутри сухопутных рифовых формаций… Причуды управляемого метаболизма аборигенов, адаптационные биологические механизмы! Мы говорим не об эволюционных, а о революционных процессах, Андрей!..

29

Самуил Розенталь, первый экзобиолог Сирены, жил на задворках молодой Прозерпины. Район, что некогда был центром безымянного поселения людей на враждебной планете в системе двойной Тау Скарабея, со временем превратился в городскую окраину на границе с рифовым лесом. Жилище экзобиолога — фрагмент колониального корабля, часть обшивки и пара смежных отсеков — язык не поворачивался назвать домом, но первым колонистам выбирать не приходилось. Подобных фрагментов на площади примерно в квадратный километр насчитывалось не меньше полусотни. Проявив настойчивость и смекалку, из них можно было бы собрать гигантский корабль заново, точно из перемешанных кусочков головоломки — картинку с диснеевской принцессой.

В одном отсеке Розенталь спал, стряпал, ел и принимал гостей, в другом — работал на оборудовании, что привез на Сирену колониальный транспорт. Аппаратура для спектрофотометрии, микроскопы, лазеры и детекторы честно служили ему больше десяти лет, снабжая драгоценными данными.

— Материалов — на три докторских, — прихвастнул Розенталь, демонстрируя Андрею Скворцову ожерелье из «флэшек». — Да беда — защищаться на Земле нужно. А мне туда дорога заказана…

Розенталь был не стар; насколько Скворцов знал, экзобиологу недавно исполнилось пятьдесят пять лет. Причиной его пессимизма все называли порок сердца, который обнаружился лет семь назад. Болезнь сделала Розенталя невыездным в иные звездные системы. Он понимал, что не выдержит ни перегрузок, ни гиперпространственных маневров, и предпочитал не водить судьбу за нос. И он возлагал нешуточные надежды на своего преемника.

Андрей Скворцов пил приготовленный хозяином кофе с коньяком. Потертое кресло давно стало жестким и неудобным, да и сама обстановочка — холостяцкий бардак плюс проникновение предметов из лаборатории в жилой отсек и наоборот — кого-то, быть может, и смутила. Но Скворцов любил рабочий беспорядок, в его каморке было точно так же — ни развернуться. И дым коромыслом от крепких солдатских сигарет.

— Полевые исследования на Сирене… — Скворцов сделал глоток кофе, поставил чашку на подлокотник. — Я мечтал об этой возможности столько лет! Наверное, со школы мечтал, представляете?

Розенталь поболтал тапочкой, надетой на босую ногу.

— В школе я мечтал о том, чтобы первый гиперпространственный корабль поскорее сошел со стапелей, — сказал он, потирая усы. — Но это все — лирика. Я хочу вас предупредить, Андрей. Сирена — это ящик Пандоры, в котором заперты ответы и, главное, вопросы. Очень часто я держал в руках ключи, ведать не ведая, какие замки ими следует открывать. Вот в чем дело… в невозможности правильно обозначить приоритетную проблему.

Скворцова неожиданно проняло: а что, если за три года, проведенные в компании Кемпнера-мясника да простоватых пехотинцев, он настолько изменился, что теперь ему никогда не вернуться в ипостась ученого мужа? Сейчас колониальная администрация предложила ему должность егеря, и — чего кривить душой? — Скворцов обнаружил, что бродить с винтовкой по инопланетным коралловым дебрям куда легче и приятнее, чем денно и нощно разбирать аминокислоты ксеноморфов на атомарные составляющие.

Что, если Розенталь — первопроходец, ветеран освоения дальних планет — разочаруется в нем?

Скворцов усилием воли заставил себя не нервничать. А то повелось за ним с Немезиды: чуть что не так — в истерику, как кисейная барышня. Или же в бутылку лезет, на пару дней выпадая из социального контекста.

Призраки Немезиды требовали сеанса экзорцизма посредством огненной воды.

— Непрогнозируемые мутации аминокислот, симбиотические связи внутри сухопутных рифовых формаций! — Розенталь встал с дивана, прошелся по отсеку — три шага туда, три шага обратно; он был одет в спортивное трико и новенькую футболку с логотипом ЮГ. — Причуды управляемого метаболизма аборигенов, адаптационные биологические механизмы! Мы говорим, не об эволюционных, а о революционных процессах, Андрей!

Скворцов почувствовал, что пришла пора вставить несколько слов.

— Полагаю, что сиренианский клубок следует распутывать, начиная с молекулярного уровня. Переход правосторонних аминокислот в левосторонние я могу охарактеризовать лишь ненаучным словом «чудо».

— Да? И какой вы делаете вывод? На что оно направлено?

— На нас. Я имею в виду — на людей. Сирена как будто приноравливается к землянам.