— Я принесла подарок Киллиана, он очень хотел приехать, но не смог, сегодня он оборудует для тебя дом, в котором вы будете жить.
Я потупила взгляд.
— Вы — это…
— Милая, я не хочу чтобы ты оставалась одна, — я встала с кровати.
— И поэтому я останусь с ним?
— Он изменился, прошу тебя, он не такой каким хочет казаться, — женщина подошла сзади и накинула на меня плед.
— Я знаю это, но я не могу, воспоминания связаны с ним.
— Мэлоро, я никогда не видела его таким счастливым, он продал свою квартиру, купил дом, взялся за ум, взял фирму Отца в свои руки. Теперь, мистер Киллиан Нео Дуглас стал одним из самых завидных женихов Америки. Жаль только, что никто не знает, что его сердце занято самой красивой и отважной девушкой в мире. Поверь, все это не просто так. Он никогда просто так не менялся.
— Меара, я не смогу…
— А ты только попробуй, — она протянула мне серебряный браслет на котором гравировкой были написаны слова, значения которых я не понимала, но догадывалась.
— Он сказал, что теперь она не только в сердце, но и всегда с тобой материально. Это слова были написаны на надгробье Бони.
Я протянула ей руку и она одела его, браслет идеально подошел к моему размеру руки.
— Поверь в него.
Я ничего не ответила и мы продолжили молча стоять, наблюдая, как солнце медленно садиться за горизонт, давая волю тьме, которая проникала в каждого, кто только поддавался ей.
С днем рождения, Мэлоро Эни Охман, это твое девятнадцатое день рождение, которое ты встречаешь абсолютно одной и твое третье день рождение, когда ты встречаешь его с ненавистью к самой себе.
Порой надежда это все, что заставляет нас двигаться дальше.
Кассандра Клэр.
«Город небесного огня»
Глава 8 "Воспоминания о боли, длиною в пять лет"
У каждого человека есть свои скелеты в самом темном шкафу из всех, которые только есть. Один шкаф у нас есть для маленьких трагедий, которые мы способны пережить. Второй — для сокровенных тайн. Третий — для всяких чувств, которые иногда стоит запирать глубоко и хорошенько еще подпереть стулом, а четвертый — для воспоминаний, которые не дают нам жить и спать, есть и мечтать. Такие воспоминания как у психопатов заставляют их еще больше слететь с катушек. Я наблюдаю за этим каждый вечер.
Приют — это та же психбольница, только, отношение тут лучше, наверное. Каждый вечер в часов двенадцать а может и раньше, начинаются душераздирающие крики. Это крики Чайлс, крики остальных здесь проживающих — душевно больных людей. Да, возможно она уже вас начинает раздражать, но в ее душе огромный груз, которого с моим и в помине не поставишь рядом. Пять лет назад она попала сюда из-за поехавшей катушки, ее нашли на улице города, петляющей по трассе босой, почти что голой и совсем исхудавшей. Она шла от Арчетри до Флоренса пешком, в надежде найти помощи. Чайлс была изнасилована и на ее глазах была убита ее мать и молодой человек. В семье у нее еще остался отец и две младшие сестры, как сложилась их жизнь — она не знала, но каждый вечер она кричала об этом. Кричала о Адаме, о матери, о ее сестрах — Елене и Хлое. Она кричала об отце и о том, как она хочет умереть и я стала задумываться. Почему она сейчас жалеет о том, что произошло пять лет назад? Да, эта величайшая боль — но разве, пять лет недостаточный срок, чтобы она хоть на минуту затихла?
Я присела у окна, чтобы снова смотреть, как бескрайнее чистое небо, полное звезд освещает дорогу, возможно, одна из этих небесных тел моя малышка, которая освещает дорогу мне. Я знаю — пора оставить прошлое, даже если и не прошло тех самых пять лет. Боль не ушла и не утихла, но я не срываюсь лишь потому, что меня окружают те люди, которых я частично готова видеть. Я провела машинально по браслету который подарил Киллиан, а потом, я провела по тому месту, куда попала мне Шира. Так вышло, что у меня три пулевых. Первое прошло через руку и застряла в боку, а третье — в ноге, с внутренней стороны. Я закрывала глаза и в голове лишь звуки выстрела, визг шин и звуки разбивающегося автомобиля. В такие моменты я не хотела жить.
Чувства проникали вглубь моего сознания, проходили через сердце, пронзая его. Проходили через множество нервных окончаний и наконец ударяли мне в голову. Я стала смотреть на мир по-другому. Я стала смотреть на него не так, как раньше — если у меня была надежда на него, то теперь ее нет.
В комнату постучали и в нее вбежала медсестра. На ее голове было воронье гнездо, рубашка порвана, взгляд пугающий, я улыбнулась.
— Чайлс совсем распоясалась? — Спрашиваю я, спрыгивая со своего подоконника. Она медленно покачала головой. Я внимательно всмотрелась в нее. В ее руке клочок ткани, от рубашки Чайлс, по щекам бегут слезы, подбородок дрожит. — Что случилось?
Медсестра покачала головой в разные стороны, прижала клочок ко рту и открыла мне путь. Я в предчувствии плохого — выбежала из комнаты, забежала в комнату Чайлс и увидела то, что было мне так знакомо…