Ее звали княжна Тараканова

Тараканова — явно случайная тема для автора. Но тогда тем более откуда такая уверенность в правоте своей позиции, своей информации, безразличие к научным аргументам? И здесь невольно приходит в голову аналогия: Тараканова и Блудов, Тараканова и Лонгинов. Конечно, не министр и даже не государственный секретарь, всего лишь крупный чиновник, губернатор, но зато в дальнейшем начальник Главного управления по делам печати. Ведь почему-то из всех губернаторов, грешивших научными интересами, выбор остановился именно на нем. А то, что выбор не был случайным, показало время. Не кто иной, как М. Н. Лонгинов станет главным автором печально известных правил от 1 мая 1872 года, перечеркнувших относительно либеральный закон о печати и отдавших власть над ней в руки Министерства внутренних дел. Годы руководства Лонгинова управлением — один из самых тяжелых периодов для русской литературы и журналистики. Так не была ли Тараканова поручением с заранее намеченной целью, которое не дается первому встречному и поперечному: знак доверия — залог карьеры.

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА. Лонгинов Михаил Николаевич (1823–1875) — чиновник, известный библиограф. По окончании курса Петербургского университета находился на службе при московском военном генерал-губернаторе. В дальнейшем состоял членом от правительства в тульском губернском по крестьянским делам присутствии, крапивенским уездным предводителем дворянства и орловским губернатором. С 1871 г. начальник Главного управления по делам печати. Выступал как поэт, в том числе с получившими широкую и скандальную известность порнографическими стихами, и как прозаик. Со второй половины 50-х годов сотрудничал в «Современнике» историко-литературными и библиографическими заметками и статьями под общим названием «Библиографические заметки». Реакционная политика Лонгинова в руководстве русской печатью вызвала резкие выступления против него многих литераторов.

Лонгинов не остается одиноким в своем выступлении. Его поддерживает «Северная пчела» — Фаддей Булгарин. Вдогонку «Русскому вестнику» она печатает небольшое сообщение будущего известного романиста П. Мельникова-Печерского. К вариантам конца жизни Таракановой добавляется новый — тихая праведная жизнь в стенах московского Ивановского монастыря под именем монахини Досифеи и в заключение пышнейшие, на всю Москву, похороны с высшим духовенством, знатью и погребением в родовой усыпальнице семьи Романовых — Новоспасском монастыре. Что значил в сравнении с сорокалетним благополучным монастырским бытием эпизод с заключением в Петропавловской крепости — мелочь, которая вполне могла потускнеть даже в воспоминаниях самой Таракановой — Досифеи.

Но и этого дополнения направляющей руке мало. «Северная пчела» после нескольких номеров снова обращается к Таракановой, чтобы уточнить: была настоящая Тараканова — смиренная, богобоязненная, ни на что не претендовавшая праведница — и была псевдо-Тараканова, красавица авантюристка. Это в ее камере довелось отбывать наказание некоему Р. Винскому. Винский видел нацарапанную ею надпись на стекле по-итальянски: «Мой боже» — и слышал от старика надзирателя, что похоронили ее во дворе Алексеевского равелина.

С одной стороны, рассказы живых людей, правда не совсем свидетелей и даже не современников, а так — по поводу, слухи, которые с натяжкой можно назвать народными преданиями, с другой — документы. Борьба положительно не была равной даже с точки зрения еще только начинавшей определяться исторической науки. Что ж, своим ставленникам Кабинет мог помочь и иным путем.