– Сделайте кабинет, – отмахнулась она от шера Вондьяса. – Что-нибудь светлое и уютное, сами придумайте. Вы же умеете!
Сишер закивал и попятился.
Чего он снова испугался? Странный. На вид такой строгий, а мечтает о горячей овсянке для больного желудка и визите сына с маленькой внучкой… приготовил для малышки фарфоровую куклу… а сын сегодня вечером пойдет в клуб и проиграется в карты, рассорится с женой, та увезет девочку в родительское поместье…
Ей нужна лошадка! Девочке обязательно понравится деревянная лошадка с гривой из белого шелка! Вот зачем Шу ее взяла – ее надо подарить!
Шу сунула лошадку шеру Вондьясу.
– Вот, это для вашей внучки. Ступайте сейчас же домой, пусть вас накормят овсянкой, и не смейте возвращаться до завтрашнего дня! А ваш сын пусть сегодня вечером читает вам вслух.
– Но как же… ваше высочество, сегодня приезжает кронпринц… барон Уго…
– В болото кронпринца и барона Уго! Я вам приказываю – ступайте немедленно домой! И чтобы до завтра ноги вашей не было в Риль Суардисе!
Отмахнувшись от побледневшего и дрожащего сишера Вондьяса, Шу тут же о нем забыла. Ее манили последние этажи башни: мамина спальня и самая верхняя, последняя комната, где Шу никогда не была. Что там? Может быть, там она найдет маму?
Два пролета лестницы она преодолела двумя длинными прыжками. Отчего-то тут, в башне, до странности легко было летать и призывать ветер. И до странного уютно и безопасно. Только дождь почему-то холодный… и ветер поет, и плачет, и зовет…
Порыв ветра распахивает окно – прямо в грозовую ночь. Ледяные струи окатывают Шу, заставляют поджать босые ноги и глубже забиться в угол между маминой кроватью и стеной. Вокруг суетятся служанки, что-то шепчут, волнуются. Мечется свет фейских груш, по стенам прыгают страшные тени. Мама стонет, ей больно. Тревожно.
Ожидание.
Кто-то идет. Кто-то хороший, нужный. Родной. Ищет дорогу среди теней.
– Иди сюда! – зовет Шу. – Я здесь, жду тебя!
Ветер свистит, воет, сбивает его с пути. Толкает обратно, за грань. Рвет тонкую нить любви и нежности, только протянувшуюся между ним и сестрой.
– Не бойся, братик, не бойся, – шепчет она: никто, кроме брата, не слышит ее голоса. – Скорее иди сюда, мы прогоним страшного, злого. Я помогу тебе!
И дождь поможет, и ветер. Поет, зовет ветер! Дождь смывает тени, гонит чудищ. Молнии сжигают боль и страх.
– Я люблю тебя, братик, ты нужен мне. Если ты не придешь – кто будет любить меня? Верь мне, верь ветру и грозе. Это мой ветер, моя гроза! Моя сила, не того, злого! Моя буря, слышишь, братик? Здесь нет никого страшного. Только мама и я. Иди сюда, ничего не бойся. Я с тобой!
Крик новорожденного пробивается сквозь гром и свист ветра. Мама больше не стонет, но почему-то плачет. Служанки умолкли. Тени по-прежнему мечутся по стенам, но Шу больше не боится их: гроза за окном смыла страх. Это теперь ее гроза, ее ветер. Никто не навредит братику… никого нет…
Ласковые, теплые руки обнимают ее и укачивают, прижимая к теплому и родному. Страх спрятался, рассыпалась пылью ненависть. Вокруг тихо, пусто. Только она, брат и…
– Мама? Ты здесь, мама?
– Здесь. Просыпайся, Шу, пора, – отозвалось дыханием ветра.
– Проснись! Да что с тобой, Шу?! – другой, но не менее знакомый и родной голос волновался и требовал. – Ты пьяна?
– Бален? Что?..
Шу с трудом разлепила глаза. Вокруг клубились и искрили сине-бело-лиловые потоки тумана, искажали пространство до неузнаваемости, звали взлететь в облака, бурей пронестись над землей, пролиться дождем. Знакомая лиственная зелень Бален едва мерцала в буйстве дикой магии.
– Идем. – Подруга потянула Шу за руки, заставила подняться с пола. – Вот зачем ты пошла сюда одна? Слава Светлой, Зако нас разбудил.
– Скорее, Шу, – позвал Энрике. – Да проснись же!
Шу улыбнулась и попыталась сказать, что здесь нет никакой опасности, что не надо уходить. Разве они сами не видят, как тут чудесно? Но из горла снова вырвалось невнятное карканье.
– Ширхаб, – выругался Энрике, подхватил ее на руки и побежал вниз по ступенькам.
Сквозь туман Шу едва понимала, что не надо сопротивляться: друзья хотят как лучше, просто не понимают, что вся эта магия – ее! А так хотелось снова слиться с ветром, полететь наперегонки с орлами, подняться высоко-высоко, чтобы стало видно всю империю…
– …не открывается! – сердито вскрикнула Баль.
– Шу, выпусти нас скорее! – потребовал Энрике.
«Играть, играть! – радовалась маленькая девочка верхом на деревянной лошадке. – Вместе играть!»
– Пожалуйста, Шу, открой двери!
«Не хочу, мое! – топнула ножкой кроха. – Играть!»
«Потом поиграешь, малышка, – голос мамы согрел и успокоил ее. – А сейчас вернись к своим друзьям, они нужны тебе!»
Неохотно вынырнув из сладких потоков магии, Шу взглянула на Бален, дергающую неподвижную дверь.
«Откройся», – велела Шу.
Дверь с недовольным скрипом приоткрылась, а Шу потребовала у Энрике:
– Отпусти. Я еще не разучилась ходить!
– Ну наконец ты вернулась, – облегченно выдохнул Энрике, поставив ее на пол в Цветочной галерее.
– Никуда я не уходила, глупости какие, – буркнула Шу, с сожалением отпуская ласковые потоки магии.