Ее последний герой

Вспоминая Ходасевичей, он думал, что не сделал для них самого главного. Например, мог устроить Вовку на работу. На студию, к примеру. Талантливый и толковый Ходасевич освоил бы любую профессию начиная от гаффера, бригадира осветителей, или дольщика, того, кто катает тележку с оператором, или кабельщика, какая разница… И Таньке тогда, во время Вовкиной отсидки, не деньги надо было носить, а помочь. Устроить в монтажную, например, или к гримерам. Девчонки ее бы всему научили. И еще на студии был медпункт. И как раз в то время ушла на пенсию врачиха Инна Львовна. Место, конечно, пустовало недолго, уже через дня три в кабинете сидела молодая восточная красотка с серьгами до плеч. Говорили, чья-то любовница.

Он мог похлопотать за Таньку. И вполне вероятно, что шеф его бы послушал, влияние Городецкого было тогда вполне ощутимым. Мог, но не стал. Хотя однажды об этом подумал. А потом быстренько проскочила другая мысль: Танька – человек конфликтный, всегда лезет на рожон, улыбаться и шутить не умеет. И будет она как бельмо на глазу. Никому не нужна несчастная, больная и плаксивая женщина. К кому претензии? Правильно, к нему. К тому, кто протежировал. Вот и не захотел лишних проблем. Уговорил себя, что Вовкину семью он не бросил. Взятки гладки. И еще: мог, наверное, попробовать Вовку лечить. Тогда уже появились «торпеды», зашивались все кому не лень. Он предложил Вовке как-то попробовать, тот ответил, мол, потом как-нибудь. Больше Городецкий не предлагал, не до того было. То работа, то Фаечка, то Артур. Потом Магда. А вскоре уже появилась Стася.

* * *

– А третий друг? – спросила Анна. – Ты же сказал, что их было трое. Трое самых близких друзей. Про Комара и Ходасевича я поняла. А кто третий?

– Третий… – протянул Городецкий и помолчал. – Третьим был Сашка. Сашка Ткаченко.

– Тот самый? – удивилась она.

Он кивнул:

– Он, мечта всех особ женского пола Страны Советов. Раз даже ты про него знаешь… Да, мой друг. Не такой близкий, как Вовка, и даже не такой, как Комар, и все же друг.

Подумал и добавил:

– Да, разошлись. Знаешь, как расходятся люди по жизни? Вот так и мы. Без причин, жизнь развела. Вот как это называется.

– И ты никогда об этом не пожалел? Ну, все же последний друг, – удивилась Анна.

Он ответил:

– Жалел, не жалел… Какая разница? Был конфликт, вполне рядовой. Я бы даже не назвал его конфликтом. Я в одной своей картине его не снял, и он напрягся. Очень ему туда хотелось. И типаж подходил. Только вот возраст… Не годился уже тогда Ткаченко на роль молодого любовника, к полтиннику ему было, а мне был нужен герой не старше тридцатника. Обиделся, предъявил претензии. Я кивал и соглашался. Потом предъявил свои аргументы. Он вроде бы мою правду принял и согласился. Но осадок остался. Мы по-прежнему встречались, ездили друг к другу в гости, ходили в кабаки, даже съездили как-то в Юрмалу на машине. Фильм, кстати, тот, где я Сашку не снял, оказался удачным. Мне кажется, что это Ткаченко больше всего и задевало. Говорил, что слабоват был только главный герой. Ну, может, и так. Все твердил: а что, я бы сыграл хуже твоего Венички? И где он сейчас, твой Вениамин? А я-то здесь, на олимпе! И ничего не потерял, только приобрел. Он и вправду тогда снялся у нашей знаменитости, и снялся удачно. Вот что его задевало? Знаешь, все мужики-актеры ревнивы, как бабы, и так же тщеславны. Иногда, по пьяной лавочке, он мне все это припоминал, вроде шутил. Наверное, его обидело то, что не взял его друг, то есть я. Ну а потом был еще эпизод.

Городецкий замолчал. Мимо прошла стюардесса, и он попросил у нее бутылку вина.

– А потом? Что было потом? Ты сказал, что был еще эпизод! – настаивала Анна.

Он покачал головой:

– Да, вот оно, твое профессиональное «рытье арыков». Хватку не ослабляешь, молодец, детка!

Она слегка покраснела:

– Илюш, просто закончить надо! Ну, ты меня тоже пойми!

Он кивнул:

– Понимаю. Так вот. Я снял его в своем предпоследнем фильме. Фильмографию мою ты изучила, уверен.

Она с готовностью кивнула и нажала на кнопку диктофона.

– Короче говоря, – громко начал он, – короче говоря… Господи, как же ты мне надоела!

Она видела, что он разозлился, и, словно оправдываясь, жалко улыбнулась и дотронулась до его руки.

Он дернулся и быстро заговорил:

– Итак, я снял его в «Западне». Фильм, как ты знаешь, был неудачным и кассу не собрал. Было полно критических статей и всего такого прочего. Меня чихвостили все, кому не лень. Зато сколько я доставил счастья коллегам. Просто не передать! Сколько нарисовалось счастливых и довольных рож, сколько я выслушал тогда утешений, сколько увидел сладеньких и умильных улыбочек!

А этот дурак Ткаченко на меня обиделся, представляешь? Сказал, что я испортил ему репутацию. А он мне так доверял, оказывается! Словом, почти сломал ему карьеру. Я, разумеется, ответил очень резко. В общем, почти подрались… Ну, и после этого – сама понимаешь. Он, кстати, репутацию свою потом восстановил. А я – нет, – жестко закончил Городецкий и залпом допил остатки вина.

– Он восстановил? – переспросила Анна.

Он кивнул: