Ее последний герой

Она болтает про работу, про злого начальника, про то, что нужно непременно съездить к отцу в санаторий. И встретиться с матерью.

– Неохота, а надо. Несложно раз в месяц попить где-то в центре кофе, правда?

Вздыхает.

– Не сложно, но неохота. Вот прямо чертовски, веришь? И откладывать нельзя: маман просто в бешенстве. Сегодня вечером придется. Деваться некуда. Слушай! У меня идея! Часов в шесть я с ней встречусь, ну, скажем, на Тверской. На час или полтора, не больше. А к полвосьмого подъедешь ты. И мы с тобой… – мечтательно протянула она. – Пройдемся по Бронной. Это раз. Посидим на Патриках – это два. Потом… А! Потом в Камергерский. Ты любишь Камергерский? Я обожаю! Прошвырнемся, потом посидим, например, в китайском ресторане. Ты любишь китайские штучки? Я больше всего – вон-тон. Это такой супчик, знаешь? И еще пирожки с капустой в рисовой бумаге.

Он молча курил и смотрел на нее, любовался.

Она поняла, порозовела и уточнила:

– Согласен? Мы же с тобой еще нигде не гуляли.

Он кивнул:

– В полвосьмого, у Пушкина.

– Там встречаются все влюбленные.

Он смутился. Влюбленные… Дурочка. Совсем еще ребенок. Где он – и где влюбленные? Ан нет, и его записала. Самое смешное, что это чистая правда.

* * *

Он думал про нее. Весь день. Перебирал, словно пряди волос, ее фразы, вспоминал ее взгляд и улыбку.

В тот день всю тебя от гребенок до ног,
Как трагик в провинции драму Шекспирову,
Носил я с собою и знал назубок,
Шатался по городу и репетировал.

Спасибо, Борис Леонидович! Как всегда, в самую точку. Лучше не скажешь.

Он думал о том, что нет ни щепотки корысти ни в ее действиях, ни в ее помыслах. Она не пыталась свить гнездо поуютнее, например повесить новые шторы или купить посуду на кухню. Она не раскладывала свои вещи в его шкафу, выделяя для них место. Она не собиралась врастать корнями в его жизнь: не строила планов совместных отпусков, встреч Новых годов и прочих праздников. Она не стремилась познакомить его с родителями. Она не собиралась заводить от него ребенка, хотя, наверное, просто не могла. Она не просилась за него замуж – а ведь этого хотели все его женщины. Она не напрягала.

Она просто его любила. Такого, какой он есть, усталого, немолодого, не очень здорового. Нищего и утомленного. Разочарованного, желчного и трусливого. Трижды разведенного неудачника. И выходило, что ей ничего не нужно, кроме него самого.

– Ты – последний герой, – уверяла она.

Он упрекал ее в наивности и в незнании материала. А она твердила свое:

– Ты же не знаешь современных мужчин. Это беда. Ни за что не отвечать, ничего не брать на себя. Они всего боятся. Наглых приезжих, те распилят их законные метры. Местных, москвички – это те же акулы, только в другом обличии, да еще и избалованные и капризные. Работа? Да только бабки, и все! Заплатить за девушку в кафе? А как же эмансипация и уравненные права? Пополам, милочка, пополам. И в отпуск то же самое. Дети? Да не приведи господь! По крайней мере, до сорока. Друзья? Выпить и потрындеть, ничего более. Власть ужасна. Борьба с режимом? Не смешите! Валить отсюда – правильный выбор, только там будет еще сложнее. Нет, мы уж как-нибудь, отсидимся, отмолчимся и переждем.

Он пытался возражать:

– Ну не все же. В любое время и в любом месте были и есть другие. Тебе просто не повезло.

– Мне-то как раз повезло, – жарко шептала она и смотрела на него затуманенными глазами.

– Нашла героя, – удивлялся он. – Да что ты про меня знаешь, если на то пошло? Про все мои компромиссы с совестью, про неблаговидные поступки?

Она мотала головой:

– Ты из поколения героев. Вы жили в такой несвободе и умудрялись творить! Говорить, пусть непрямым текстом, но о главном и вечном. О любви, о дружбе, прекрасными словами. Вы не продавались за деньги. А их, деньги, давали в долг легко и без процентов. Вы читали запрещенные книги, зная, кстати, что за это вам будет. Вы не сдавали родителей в пансионаты, как красиво сейчас называют дома для престарелых. Вы любили от всего сердца. Оставляли бывшим женам квартиры и уходили в никуда ради новой любви. Вы жили в картонных домишках на море: пили дешевый портвейн, рассуждали о жизни, читали друг другу стихи, клялись в вечной любви и вечной дружбе.