Ее настоящая жизнь

У Нины на языке вертелась фраза о том, что, если бы доктор, ее доктор, сообщил всем, и ей тоже, кем является на самом деле, это, возможно, все упростило бы и даже сняло с него обвинения… Но она так и не решилась сказать это вслух.

– И вообще, Ниночка, моя подлинная сущность не имеет отношения к сливу информации!

Не имеет, с этим Нина была согласна, но заставляет всех думать, что ему есть что скрывать – и что он способен на любое преступление.

Всех, кроме нее самой.

Кроме нее самой?

– Но тогда кто? – спросила Нина, не желая снова вступать в бесплодную и столь опасную для их отношений дискуссию.

И доктор Дорн усмехнулся:

– Если бы я знал, то сам бы вывел на чистую воду информатора, который использует мое имя, подставляя меня под удар наших литературных дементоров. А они ведь ведут меня, Ниночка, и рано или поздно схватят…

Нина резко заявила:

– Как схватят, так и отпустят! Я не допущу, чтобы с тобой что-то случилось, Женечка!

Хотя сама понимала, насколько наивно звучали ее слова. Тех, кто оказывался в руках литературных хранителей, никогда больше не видели.

Ни живыми, ни мертвыми.

О том, что происходило с несчастными, ходили разнообразные жуткие слухи. И все сходились в том, что в лучшем случае их отправляли в своего рода ссылку в какой-то кошмарный литературный мир (коих было великое множество, взять того же Стивена Кинга!) – без возможности выбраться оттуда.

В лучшем случае.

А в худшем? Думать об этом не хотелось.

Нина знала, что не допустит ничего подобного в отношении доктора, ее доктора. Однако тут стенаниями и пустым сотрясанием воздуха помочь было нельзя, требовалось действовать.

И она была к этому готова.

– Дело в том, что они работают над тем, чтобы лишить меня возможности переходить через портал, Ниночка. И у них это получается. В последний раз я едва сумел открыть дверь, и дело вовсе не в том, что я не завершил свою миссию, а в том, что они используют свои технические возможности, чтобы запереть меня там, как в тюрьме.

– Но это же незаконно! – заявила девушка.

И доктор усмехнулся:

– Ну, для них я и сам вне закона. Ты же знаешь, как обо мне многие думают, в особенности среди власть предержащих в сфере литературных порталов: выскочка, шпион, предатель.

Нина знала. И доктор привел еще самые невинные выражения.

– Ты не можешь ходить, Женя, а я могу. Итак, что ты сумел выяснить?

Доктор, снова достав из кармана пиджака книжку парижского профессора, хлопнул ею о кухонный стол.

– Это – его первая, и, думаю, искать надо именно в этом литературном мире. Я пытался, но к однозначному результату не пришел…

Нина снова посмотрела на название произведения и сказала:

– Значит, Женечка, эстафету приму я. Тем более что тебе уже опасно перемещаться через портал.

– А тебе не опасно? – резонно спросил он.

И Нина заявила, прочитав французское название книжицы парижского профессора:

– Не опаснее, чем всегда. Итак, с чем мы тут имеем дело? Ага, «Так кто же все-таки убил Роджера Экройда?».

И сама же дала на это ответ:

– Ну ничего себе вопрос! Имеется в виду знаменитый детектив Агаты Кристи? Ну, тот, что в одночасье сделал ее звездой детектива в середине двадцатых годов прошлого века? И все потому, что она использовала запрещенный и до нее никем из авторов детективов не применявшийся литературный прием – убийцей является рассказчик, который ведет повествование от первого лица, и в случае с миллионером Роджером Экройдом это провинциальный английский доктор Джеймс Шеппард. Так в чем же проблема?

И сама же дала ответ:

– Нет, подумать только, получается, что убийцей Роджера Экройда был все же не рассказчик доктор Шеппард? Тот самый, которого в сенсационном финале романа разоблачил мудрый сыщик Эркюль Пуаро. Но как такое возможно?

Доктор – ее доктор, а не какой-то там убийца доктор Шеппард – ответил:

– Похоже, в этом-то все дело. И парижский профессор, которому я якобы сливаю конфиденциальную информацию из литературных миров, приходит в своей книжке к совершенно однозначному выводу – нет, доктор Шеппард вовсе не убийца, хотя в романе его не только разоблачает Эркюль Пуаро, доктор и сам сообщает об этом шокированному читателю.

Нина, глубоко вздохнув, хотела задать вполне логичный вопрос: если не доктор Шеппард, который вел повествование в романе (точнее, конечно, по сюжету в своих записях, отосланных потом в качестве признания Пуаро), то кто же тогда, и посмотрела на доктора Дорна, который понял, какая мысль ее занимает.

– Ниночка, думаю, тебе даже не придется путешествовать в мир детектива Агаты Кристи, чтобы узнать, к каким выводам пришел парижский профессор. Потому как его логика остра, блестяща и безупречна – на мой взгляд, уж слишком безупречна. Создается впечатление, что кто-то использует его в своих целях, спрашивается только, в каких?

И, постучав пальцем по обложке книги, добавил: