Ее настоящая жизнь

– Он ведь тоже хранитель портала? – спросила Нина, уверенная, что это так. Ведь откуда еще профессор мог знать подноготную того или иного шедевра и презентовать его публике в этом мире, что вообще-то было строжайше запрещено и подвергалось всяческим карам со стороны литературного КГБ.

А в Париже было свое литературные КГБ – парижское. Но от этого не менее строгое и зловещее. Только называлось оно в среде тамошних хранителей порталов иначе, наверняка с учетом французской специфики. Как, собственно, именовалась главная французская спецслужба?

Вспомнить Нина не могла. МИ-6 – это Англия. Моссад – Израиль. ЦРУ – Соединенные Штаты. А вот Франция…

Впрочем, неважно. Суть-то одна.

Потому что если знаешь правду, то не болтай – враг ведь не дремлет. Пусть и литературный.

Доктор же, качнув головой, ответил:

– В этом-то и дело, Ниночка, что нет! Парижский профессор наверняка очень хотел стать хранителем и определенно имеет представление и о том, что они существуют, и как они работают, однако лицензии у него нет – и, по имеющимся у меня сведениям, он не совершил ни единого путешествия в литературные миры через портал, хотя страстно этого желает!

Нина, посмотрев на доктора Дорна, ответила:

– Тогда не понимаю, откуда он черпает информацию для своих новых книг, которые каждый год выдает. Или он просто выдумывает, не имея представления о том, как все обстоит в реальности – в литературной реальности, я хотела сказать…

Доктор Дорн, поднявшись с табуретки, прошелся по кухне и, взглянув за окно, в сгустившуюся августовскую тьму, произнес:

– Ты сразу добралась до сути проблемы, Ниночка. Если бы парижский профессор, как и прочие непосвященные, просто публиковал альтернативную версию того или иного известного литературного произведения, как это делают прочие исследователи, включая тех, у которых нет ни одного академического звания, то это было бы полбеды. Но дело в том, что он публикует не просто выдумки, своего рода умозрительные интеллектуальные прогулки по такому вот литературоведческому «Форту Боярд», а разглашает, по слухам, подлинные сведения из литературных миров – которые, как ты сама знаешь, разглашению не подлежат!

Попивая чай, Нина заметила:

– Ну, если это так, то французского профессора кто-то снабжает информацией, причем строго конфиденциальной. Тот, кто имеет доступ к литературному порталу и может путешествовать. Нет, Женя, скажу честно, не завидую я этому информатору! Потому что литературное КГБ ему жару задаст!

Нина рассмеялась, а доктор только нахмурился еще больше. И тут ложка выпала из рук девушки, с бряканьем приземлившись на полу кухни.

– Женечка, только не говори…

Она в ужасе взглянула на доктора Дорна, ее доктора, и завершила страшную фразу, от которой у нее побежали мурашки по телу:

– Только не говори, что этот информатор – ты!

Доктор, строго сверкая стеклами чеховского пенсне, отчеканил:

– Ниночка, я и не говорю. Потому что это не я. Ты ведь мне веришь?

Конечно же она верила – разве она могла иначе?

– Женя, это я просто пошутила! Извини меня, прошу тебя…

Он прервал ее излияния:

– Нет, ты снова затронула центральную проблему, Ниночка. Потому что парижского профессора кто-то снабжает конфиденциальной информацией, не подлежащей разглашению. Этот кто-то знает, что так поступать нельзя, но все равно это делает, принимая в расчет преследования со страны литературных дементоров. И этот кто-то не только очень умен, но и очень подл! Потому что…

Он снова снял пенсне и взглянул на оторопевшую девушку.

– Потому что он все представил так, как будто этим информатором являюсь я. Имеется масса электронных сообщений, направленных парижскому профессору и перехваченных хранителями, подписанных доктором Дорном на скверном английском. Причем отправленных с электронного ящика с моим именем, о существовании которого я даже и не подозревал!

Нина заявила:

– Женечка, тебя подставили! Они ведь никак не могут смириться, что…

Она прикусила язык, потому что об этом они предпочитали не говорить, – но этот момент был краеугольным в их отношениях.

Доктор же, усмехнувшись, взял с тарелочки пирожное, откусил сразу половину и, жуя, произнес:

– Ну, говори же, Ниночка! Ты ведь снова права. Меня подставили не потому, что кто-то ненавидит меня. А потому, что я идеальная жертва. Ведь я – пришелец, чужак, изгой, «другой». Я ведь в отличие от всех вас обитатель не этого мира – реального, а беженец из мира литературного! При этом не менее реального, чем ваш. Ведь я, как и ты, и все другие, из крови и плоти…

Он с наслаждением отправил в рот вторую половину сочного пирожного.

Нина, вскочив с табуретки и обняв доктора, ее доктора, ее любимого доктора, пусть и в самом деле пришельца из литературной вселенной, причем из какой именно, он упорно молчал, поцеловала его в редеющую макушку.

– Женечка, ну что ты такое говоришь! Я так тебя люблю, и для меня это не имеет никакого значения…