Единый (СИ)

— Слава Вээс! — приветствовал я красавца, идя навстречу и улыбаясь. “Вээс” — это, судя по всему, аббревиатура слов “Вечная Сиберия”. — У нас на судне поломка произошла, так что тут такое дело…

Я не представлял, какая поломка заставила наше воображаемое судно исчезнуть. Не сломалось ведь оно где-то посреди реки, а мы добирались вплавь? Но у меня не было в планах выдумывать правдивую ложь, у меня магия есть для таких ситуаций.

Из кабины медленно вылезал второй конвоир — намного старше, но тоже при усах, седых и пышных. И у него была фуражка с буквами “СЛИУ”, форма, галифе и сапоги.

Я ударил обоих Знаками Морока и Урода. После знакомства с Егорушкой не стал мелочиться и вложил всю силу, отчего старый конвоир застыл с растопыренными конечностями, присев, словно хотел сделать “Ку!”, как персонажи одного известного фильма, а молодой аж упал на карачки. Фуражка у него свалилась, и я узрел преждевременную лысину в обрамлении черных шелковистых волос.

От сердца отлегло — конвоиры поддаются волшбе!

Дальнейшее прошло как по маслу. Я проинструктировал конвоиров, они привели Егора, чьи глаза размером с блюдце отчаянно вращались в глазницах, запихнули в фургон. Компанию ему составил молодой лысый красавец. Мы с Витькой сели в кабину, впритык друг к дружке, а за руль устроился старый конвоир. Без лишнего рассусоливания поехали. В зеркале заднего вида улыбался и махал нам рукой гостеприимный Федя.

В кабине трясло не так отчаянно, как, должно быть, это происходило в фургоне, но особенным комфортом и не пахло. Инженеры Вечной Сиберии не знают о правилах эргономики или принципиально их не применяют. Сидения были жесткими, прямоугольными, приспособленными для аморфных существ, вроде амеб, или роботов с прямоугольной задницей без нервных окончаний. Наверное, инженеры верили в то, что любое удобство людям противопоказано, чрезмерно расслабляет и отвращает от любви к родине.

В остальном поездка получилась недурной, жаловаться не на что. После обильного чаепития нам с Витькой потребовалось сделать пару остановок. Водитель останавливался на обочине гравийки, по которой мы ехали все это время, и мы орошали почву возле леса. Егор, наверное, мозги вывихнул, гадая, для чего мы останавливаемся. А может, он уже ни о чем внятном не думал. Как бы то ни было, молодому плешивцу, сидящему рядом с ним, разговаривать с Егором запрещалось.

Остановились за километр до границы, за которой начиналась территория каторги — вернее, Северного Лесного Исправительного Учреждения. Вот что значила не совсем благозвучная аббревиатура СЛИУ. Мы с Витькой пересели в фургон, в гости к Егору, а молодой конвоир составил компанию старшему в кабине. Фургон был оборудован двумя деревянными скамьями, натертыми задницами пленников до зеркального блеска, и стальными кольцами, к которым прикреплялись цепи от кандалов — ручных и ножных. Егора пришлось приковать по всей форме, чтобы не выпрыгнул по дороге, не разбил себе голову или не натворил еще каких-нибудь дел. От фанатика — неважно, религиозного или патриотического — можно ожидать чего угодно.

Километр протряслись на ухабах, затем грузовик наконец остановился. Снаружи заговорили, что-то заскрипело, машина снова тронулась, и сквозь щели в задней части фургона я разглядел скрипучий шлагбаум.

Снова остановились, снова голоса. Тронулись — проехали стальные ворота с колючкой наверху.

На сей раз в полутемный фургон заглянули две физиономии при исполнении. Я легко их зачаровал, и они увидели то, что было нужно: прикованных арестантов. Помню какой-то фантастический фильм, где один телепат провернул тот же фокус, но он внушил досмотрщикам, что машина пуста. И в фильме не показали, чтобы телепат нервничал, что его дар не сработает. А я немного нервничал.

Егорушка, то ли отчаявшийся, то ли боящийся, что я выставлю его предателем, молчал, внимания не привлекал, саботажничать не пытался.

— Всего трое, что ли? — спросил хриплый голос. — Ради них машину гоняли… не говоря уже о судне. Что за нах?

— Да бля, — отвечал молодой плешивый конвоир, заранее проконсультированный мною, — говорят, было больше, но сколько-то по пути подохло. Их до этого на шахтах держали, а потом по состоянию здоровья перевели к нам, на свежий воздух.

— Ну и нах их было таскать по учреждениям? — удивился хриплый. — По-любому ведь сдохли. А нам — машину зря гонять…

Машина, по всей видимости, очень беспокоила хриплого. Вероятно, это был завхоз.

В третий раз поехали и на сей раз ехали чуть дольше. Третий КПП был последним и самым въедливым. Арестанты, то есть мы, обязаны были выйти из фургона для пристального досмотра. Мы и вышли, а я наложил заклятье Знака сразу на пятерых.

— Кто главный? — по-хозяйски осведомился я.

— Я, — выступил вперед один из пятерки, пузатый, с отекшим лицом, демонстрирующим пагубное пристрастие к “Тишь-да-глади” на самогонке.