Единство-1

Мышки поначалу активно размножались и заселяли пространство. Райская жизнь им, очевидно, нравилась, у них увеличилась продолжительность жизни, они радовались ей, создавали семьи и плодились. Популяция удваивалась каждые полгода.

Сменялись поколения, и с каждым новым что-то сначала неуловимо, а потом и все более заметно изменялось. Самки, родившиеся в этом мышином раю, отказывались вить гнезда и предпочитали уединение. Если потомство все же появлялось, его съедали взрослые. Самцы, прозванные экспериментатором «красивыми», отказались от спаривания, защиты самок и конфликтов и все свободное время чистили шерстку. Часто мыши впадали в необъяснимую агрессию и беспричинно ранили своих собратьев, изгоняя их в самые малопригодные для жизни участки.

Лишенные вызовов, на всем готовом, мыши словно теряли интерес к жизни.

Популяция начала неумолимо уменьшаться, и в конце концов, спустя три года, погибла последняя мышка.

Закончил рассказ Хаген тогда, когда мы все снова заняли свои места за столом в кают-компании.

— У этого эксперимента было много критики и опровержений, — подвел он итог, сплетя пальцы и определив руки на стол. — Было и множество последователей, пытавшихся, зачастую успешно, повторить эксперимент. Результаты его не менялись вне зависимости от того, на ком его проводили: на мышах, на крысах, на обезьянах… или на людях, хоть и в несколько смоделированных условиях. Любое земное сообщество, лишенное вызовов, вымирает, причем, как правило, разрушает себя само.

— А почему эксперимент получил такое название? — спросил я. — Почему «Вселенная-25»?

— Потому что это была двадцать пятая попытка ученого создать рай для мышей. Все предыдущие закончились смертью всех подопытных грызунов.

Повисла тишина, после чего Майк заговорил — жестко и твердо, чеканя каждое слово:

— У нас не было другого выбора. Переизбыток продовольствия, бесконечное потребление, бесконтрольное сжигание невосполнимых ресурсов… Человечество было обречено на самоуничтожение и без вмешательства всяких внеземных сил. Нам нужны были новые вызовы, чтобы закалиться и стать сильнее, чтобы не потерять шансы выжить.

Я вспомнил уроки современной истории мистера Ковача: кадры ядерных взрывов, сметающих города с лица планеты, миллионы беженцев, лишившихся всего, детей, оставшихся без родителей, и родителей, потерявших детей, жен или мужей… А потом — глобализация, принуждение к миру тех, кто не хотел объединяться, деление на гражданские категории. Я вспомнил безногого пилота-ветерана Клейтона, выбросившегося из окна, потому что он перестал быть нужным обществу, и Трикси, из-за недостатка питания матери родившегося уродом. Вспомнил, как Хэнк Алмейда, брат Мэнни, бродил по супермаркету, чтобы купить продукты и сделать своей дочке Кейси пирог, и потратил на это месячную зарплату, и как он же то ли сошел с ума, то ли сгинул в лабораториях «Сноусторма»… И все потому, что Хаген, Савич, Афелобу, Заяцев, Фуэнтес и бог знает кто еще решили, что они вправе сломать ход истории и пустить ее по ими задуманному пути.

— По какому праву? — Мой голос сорвался и прозвучал хрипло. В горле стоял ком, в глазах защипало.

Дениза Ле Бон посмотрела на меня, потянула руку, заискрившую изумрудным, но Хаген покачал головой, и женщина не стала ничего делать. Сам отец-основатель как-то ссутулился, согнулся, его плечи опустились, и он сразу стал выглядеть на свой возраст.

Усталый голос старика был таким слабым, что я его еле расслышал:

— Поезд, несущийся по рельсам в пропасть, Алекс. И все люди — его пассажиры. Мы сорвали стоп-кран, чтобы остановить поезд и перевести его на другие рельсы. Ты бы поступил иначе? Или, по-твоему, нам следовало рассказать пассажирам, что нам грозит, убедить их в правоте, а потом коллективно решить, останавливать ли поезд? Боюсь, мы бы не успели.

— И тогда вы решили, что можно пожертвовать целым поколением или двумя пассажиров, чтобы спасти остальных? Вам доводилось видеть, в каких условиях живут неграждане или дикие?

— Ты ошибаешься, если думаешь, что до нашего вмешательства люди жили счастливо. Поверь, более-менее счастливо жила лишь в лучшем случае десятая часть планеты. Остальные… выживали. Поэтому, Алекс, мы пошли на это. Поэтому нам пришлось взять на себя ответственность и повести человечество через мировую войну, принудительное объединение, деление на категории и то, что происходит в мире сейчас. Аристократия вырождается, хотя использует идеальные гены для воспроизводства потомства, потому что не имеет серьезных вызовов, живет на всем готовом. Аристо — граждане высших категорий, ставшие ими по праву, но наделившие этим правом потомков — вырождаются. Они и есть мыши из «Вселенной-25».

— А большая часть человечества… — задумчиво проговорил Иен.