Единственный цветок в этой говноклумбе

Парень вынул свое оружие из шеи противника, не спеша и с особым усердием перевернул тушу на живот, после чего сел где-то неподалеку. То, что он должен был сделать раньше, было поистине неприятным.

«Ничего, сделал раз, сделаю и два».

Парень воткнул клинок где-то возле плеча монстра и начал медленно разрезать его плоть. Для того, чтобы выжить в холоде, ему нужно было хотя бы содрать с него шкуру. В данной ситуации только это Шейн находил возможным. Залезать в пасть этого монстра, которая, ко всему прочему, находилась в его брюхе, и греться в ней, как он это делал внутри оленя, ему точно не хотелось.

— Я должен действовать быстро, но осторожно, — тихо повторял Шейн. Он боялся того, что мог испортить эту шкуру, и все потому что он не был уверен в том, что у него будет еще одна такая возможность.

Кровь монстра стелилась ручьем по рукам Шейна и стекала по ступеням. На удивление ее было так много, что даже самому Шейну становилось жалко это мертвое создание.

«Черт, — подумал Шейн, на мгновение замирая и приподнимая ладони, — мне уже сложно двигать кончиками пальцев. Нужно как можно быстрее согреться».

Вонь становилась все сильнее. Шейн продолжал сдирать самый крупный участок шкуры со спины монстра и обдумывать то, что он мог с этим сделать. К сожалению, без ниток и иголок сделать многого он не мог. Единственным вариантом, который у него был, оказалось создание огромной накидки, в которую он смог бы просто завернуться.

Шкура была действительно крупной и прочной. Ощупывая ее вот так, Шейн даже не сомневался, что под такой-то накидкой, ему будет действительно тепло, пусть и не совсем приятно.

Когда накидка оказалась полностью снята с туши монстра, Шейн приподнял ее и набросил на свои плечи. Из-за размеров этого создания накидка, содранная только со спины, спокойно покрывала тело Шейна от плеч и до самих щиколоток. Конечно, воняло знатно. И та сторона, которая была непосредственно внутренней, все еще была покрыта кровью и различными слизистыми выделениями.

«Мне нельзя замирать. — Шейн приподнял голову вверх и глубоко вздохнул. — Все 12 часов я должен двигаться, чтобы не окоченеть».

Шейн чувствовал дрожь, но не чувствовал холода. Из-за температуры в округе он уже не в первый раз шмыгал носом. И вот снова, он приподнял голову и попытался глубоко вздохнуть, как неожиданно услышал посторонние звуки.

Вновь эти звуки казались лишь простым шорканьем по полу. С каждой секундой они становились все громче, и это лишь доказывало Шейну, что его противники приближались.

«Кажется, я был слишком громким и это привлекло внимание других монстров».

Шейн опустил голову, поднял свой клинок и принял боевую стойку. На губах его появилась улыбка.

— Хорошо. Раз с частью одежки разобрались, пора позаботиться о пропитании.

Стоило ему сказать это, как в голове сразу проскользнули мысли о еде. Шейн вспомнил свой неприятный опыт поедания монстра и насторожился:

«Не хотелось бы снова жрать монстров, но раз других вариантов нет… Придется. Только… Стоит ли мне есть их сейчас? Если я снова потеряю сознание, меня точно убьют. Нужно просто подготовить мясо и дождаться пока вновь откроется выход».

Впереди показалось несколько фигур все тех же снежных созданий. Монстры шли друг за другом, ведомые то ли запахом, то ли посторонними звуками.

При виде их Шейн зловеще улыбнулся и протянул:

— А лестница, похоже, действительно длинная, если вы так долго поднимаетесь ко мне.

***

Прозвучал очередной хлопок. Каждый раз, когда раздавался этот звук, все присутствующие в темнице вздрагивали. Вздрагивала и та, по которой приходились все эти сильные и невыносимо болезненные удары хлыстом.

Моржана была прикована к каменной поверхности, прямо в камере для заключенных. Руки ее были подняты высоко над головой, ноги безвольно свисали к полу.

Все ее тело было изувечено. Синяки, ожоги, царапины, а теперь и открытые кровавые раны, оставляемые рассекавшим ее тело хлыстом.

«Ха… — Подумала Моржана, подавляя в себе улыбку. — Еще недавно в этой камере был заперт Шейн, а теперь в ней я. Смешно».

Шанна вновь ударила хлыстом по телу дочери. Надо было сказать, что она себя не сдерживала. Каждый ее замах выполнялся с особым усердием, из-за чего Моржана то и дело вскрикивала или брыкалась.