Несколько мгновений они стояли, тяжело дыша, крепко сжимая предплечья друг друга. Питер не смел поднять глаза и видел только, как вздымается обнаженная грудь Полуликого, как бешено колотится пульс в ямке между ключицами. По контрасту с черным одеянием нежная кожа сияла ослепительной белизной – казалось, эту белизну и свежесть буквально можно вдыхать. Четкий абрис грудных мышц говорил о крепости и силе.
Полуликий весь трепетал, точно в лихорадке. И вдруг осторожно шагнул чуть ближе, и когда их опущенные головы соприкоснулись, сердце Питера чуть не выпрыгнуло из груди.
От Фэлри пахло свежим весенним ветром, как ночью на исходе зимы, и прозрачной родниковой водой. Питер прикрыл глаза и время остановилось.
Он вдруг понял – вот оно. Так мог пахнуть только дом, его единственный дом.
Не смея коснуться волнистых золотых прядей, гладких и тяжелых, как полотнище шелка, он скользнул ладонью по локтю Фэлри и осторожно обвил рукой его талию. Тот не отстранился и как будто слегка расслабился в его объятиях, дрожь постепенно стихала. Потом придвинулся еще ближе и мягко прижался головой к виску Питера. Прикосновение волос было таким нежным, а тело под рукой таким сильным и гибким, что у Питера дух захватывало и, сходя с ума от счастья, он ни о чем не думал, лишь впитывал близость Фэлри, как песок впитывает воду, дышал ею, жил ею.
Дыхание перехватывало от властного желания, почти боли где-то в глубине живота, хотелось сжать руки сильнее, прижаться губами к стройной шее, к золотым волосам и целовать до беспамятства, покрыть поцелуями каждую прядь. Но Питер сдерживался, опасаясь обидеть эр-лана – он чувствовал его уязвимость, сладостную нежность человека, совершенно неопытного в подобных делах.
Да и все это не имело значения, он был так счастлив в этот миг, так благодарен миру за то, что все сбылось, за то, что он шел сюда, за Барьер, не зная, чего ищет, и остановился, замер перед сбывшимся чудом, которое так долго предчувствовал и ждал. Он не знал, каким оно будет, но лучшего нельзя и пожелать, главное теперь – уберечь, сохранить, вынести на руках. Чудо оно такое, оказывается, хрупкое…
Внезапно накатила волна смутно знакомого запаха – неприятно-сладковатого, словно аромат увядших цветов. Полуликий отстранился, распахнул куртку Питера и, сосредоточенно хмурясь, вытащил его тунику из-за пояса штанов. Проделал все так спокойно, словно ничего естественнее и придумать было нельзя.
Питера как кипятком окатило.
– Т-ты что делаешь? Всемогущего ради, мы же не можем…
Узорчатые глаза взглянули на него с немым укором – белки покрывала густая сеть полопавшихся сосудов. Полуликий оставил его одежду в покое и завел руки себе за спину. Только теперь Питер заметил, что на нем силовой пояс.
Вот почему от него пахло ветром – он сюда летел! Но ведь над Омороном летать опасно!
Он не успел додумать эту мысль – Полуликий расстегнул пояс и одним ловким движением надел его на Питера. Щелкнул, замыкаясь, замок. Металл холодил кожу, точно вокруг талии обвилась толстая змея. Полуликий быстро поправил тунику, и пояс стал совершенно незаметен. Потом сделал шаг назад, что-то тонко пискнуло…
И Питер вновь уперся в невидимую стену.
– Фэлри… – прошептал он, – что ты задумал?
19
При взгляде на эр-лана возникало чувство, будто бурный поток несется вниз по ущелью. Он прикусил разбитую нижнюю губу и машинально слизнул выступившую кровь. Покрасневшие глаза сверкали яркой, пронзительной синевой, пронизанной нитями морозного инея.
– Когда Тайрон очнется и поведет тебя на Дебаты… улетай, – он откашлялся, но голос все равно звучал так, словно ему сдавили горло, – Возвращайся за Барьер и предупреди всех, кого сможешь, о том, что здесь творится. Тогда сладить с вами будет не так просто.
Питеру вдруг показалось, что мышцам и костям недостает места под кожей.
– Т-ты… что такое говоришь? Выпусти меня!
– Не могу.
Казалось, Полуликий хотел бы очутиться сейчас где угодно, только не здесь. Его словно выкручивало внутри собственного тела.
– Я должен быть на Дебатах и выступить за программу медленной ассимиляции, – видя, что Питер ничего не понимает и вот-вот сорвется, Полуликий поспешно пояснил, – есть те, кто предлагает выводить людей из-за Барьера постепенно, помогать им освоиться в Омороне – тогда, возможно, хоть кто-то из них останется среди сегов…
Питер с трудом заставил себя сосредоточиться – хотелось просто орать и бить неподатливый воздух, разлучивший его с Фэлри.
– Но ты же хотел поддержать своего отца… а он собирается разрушить Барьер.
– Да.
– Выходит, ты пойдешь против него? Тогда тебе ни за что не вернуться в свой клан!
Полуликий улыбнулся – еще ни разу Питер не видел у него такой искренней, открытой улыбки. Тонкое лицо в обрамлении золотых волос вспыхнуло и засияло – даже синяки и ссадины не уменьшали, не скрадывали этого сияния.
– Что ты улыбаешься? – возмутился Питер. – Я не хочу быть причиной крушения твоей жизни!
«Слишком люблю тебя для этого», – хотел добавить он, но не решился.