Единственный последователь

Несколько мгновений они стояли, тяжело дыша, крепко сжимая предплечья друг друга. Питер не смел поднять глаза и видел только, как вздымается обнаженная грудь Полуликого, как бешено колотится пульс в ямке между ключицами. По контрасту с черным одеянием нежная кожа сияла ослепительной белизной – казалось, эту белизну и свежесть буквально можно вдыхать. Четкий абрис грудных мышц говорил о крепости и силе.

Полуликий весь трепетал, точно в лихорадке. И вдруг осторожно шагнул чуть ближе, и когда их опущенные головы соприкоснулись, сердце Питера чуть не выпрыгнуло из груди.

От Фэлри пахло свежим весенним ветром, как ночью на исходе зимы, и прозрачной родниковой водой. Питер прикрыл глаза и время остановилось.

Он вдруг понял – вот оно. Так мог пахнуть только дом, его единственный дом.

Не смея коснуться волнистых золотых прядей, гладких и тяжелых, как полотнище шелка, он скользнул ладонью по локтю Фэлри и осторожно обвил рукой его талию. Тот не отстранился и как будто слегка расслабился в его объятиях, дрожь постепенно стихала. Потом придвинулся еще ближе и мягко прижался головой к виску Питера. Прикосновение волос было таким нежным, а тело под рукой таким сильным и гибким, что у Питера дух захватывало и, сходя с ума от счастья, он ни о чем не думал, лишь впитывал близость Фэлри, как песок впитывает воду, дышал ею, жил ею.

Дыхание перехватывало от властного желания, почти боли где-то в глубине живота, хотелось сжать руки сильнее, прижаться губами к стройной шее, к золотым волосам и целовать до беспамятства, покрыть поцелуями каждую прядь. Но Питер сдерживался, опасаясь обидеть эр-лана – он чувствовал его уязвимость, сладостную нежность человека, совершенно неопытного в подобных делах.

Да и все это не имело значения, он был так счастлив в этот миг, так благодарен миру за то, что все сбылось, за то, что он шел сюда, за Барьер, не зная, чего ищет, и остановился, замер перед сбывшимся чудом, которое так долго предчувствовал и ждал. Он не знал, каким оно будет, но лучшего нельзя и пожелать, главное теперь – уберечь, сохранить, вынести на руках. Чудо оно такое, оказывается, хрупкое…

Внезапно накатила волна смутно знакомого запаха – неприятно-сладковатого, словно аромат увядших цветов. Полуликий отстранился, распахнул куртку Питера и, сосредоточенно хмурясь, вытащил его тунику из-за пояса штанов. Проделал все так спокойно, словно ничего естественнее и придумать было нельзя.

Питера как кипятком окатило.

– Т-ты что делаешь? Всемогущего ради, мы же не можем…

Узорчатые глаза взглянули на него с немым укором – белки покрывала густая сеть полопавшихся сосудов. Полуликий оставил его одежду в покое и завел руки себе за спину. Только теперь Питер заметил, что на нем силовой пояс.

Вот почему от него пахло ветром – он сюда летел! Но ведь над Омороном летать опасно!

Он не успел додумать эту мысль – Полуликий расстегнул пояс и одним ловким движением надел его на Питера. Щелкнул, замыкаясь, замок. Металл холодил кожу, точно вокруг талии обвилась толстая змея. Полуликий быстро поправил тунику, и пояс стал совершенно незаметен. Потом сделал шаг назад, что-то тонко пискнуло…

И Питер вновь уперся в невидимую стену.

– Фэлри… – прошептал он, – что ты задумал?

19

При взгляде на эр-лана возникало чувство, будто бурный поток несется вниз по ущелью. Он прикусил разбитую нижнюю губу и машинально слизнул выступившую кровь. Покрасневшие глаза сверкали яркой, пронзительной синевой, пронизанной нитями морозного инея.

– Когда Тайрон очнется и поведет тебя на Дебаты… улетай, – он откашлялся, но голос все равно звучал так, словно ему сдавили горло, – Возвращайся за Барьер и предупреди всех, кого сможешь, о том, что здесь творится. Тогда сладить с вами будет не так просто.

Питеру вдруг показалось, что мышцам и костям недостает места под кожей.

– Т-ты… что такое говоришь? Выпусти меня!

– Не могу.

Казалось, Полуликий хотел бы очутиться сейчас где угодно, только не здесь. Его словно выкручивало внутри собственного тела.

– Я должен быть на Дебатах и выступить за программу медленной ассимиляции, – видя, что Питер ничего не понимает и вот-вот сорвется, Полуликий поспешно пояснил, – есть те, кто предлагает выводить людей из-за Барьера постепенно, помогать им освоиться в Омороне – тогда, возможно, хоть кто-то из них останется среди сегов…

Питер с трудом заставил себя сосредоточиться – хотелось просто орать и бить неподатливый воздух, разлучивший его с Фэлри.

– Но ты же хотел поддержать своего отца… а он собирается разрушить Барьер.

– Да.

– Выходит, ты пойдешь против него? Тогда тебе ни за что не вернуться в свой клан!

Полуликий улыбнулся – еще ни разу Питер не видел у него такой искренней, открытой улыбки. Тонкое лицо в обрамлении золотых волос вспыхнуло и засияло – даже синяки и ссадины не уменьшали, не скрадывали этого сияния.

– Что ты улыбаешься? – возмутился Питер. – Я не хочу быть причиной крушения твоей жизни!

«Слишком люблю тебя для этого», – хотел добавить он, но не решился.