Читаем Единственная дорога полностью

Пришел вечер, принес с собой прохладный воздух и пение сверчков, в саду сразу стало уютно и спокойно. Я сидел на скамеечке у заборчика и штопал одежду путника. Забор у меня в саду чудной: вроде бы и не высокий, а попробуй заглянуть на ту сторону - ничего не увидишь.

Однажды я специально приволок из дома стол, поставил рядом, залез на него. А по ту сторону обнаружил лишь обрыв - глубокий, до краев наполненный туманом, словно небесным молоком. В другой раз там был лес. Ну и еще много всякого там бывает, за заборчиком, только смотреть на то мне теперь без надобности - поумнел. К чему душу бередить?

- Добрый вечер, хозяин, - сказал за моей спиной гость. - Хорошо здесь у тебя. Так бы жить и жить вечно, никуда бы отсюда не уходить.

Оставишь меня?

Я горько усмехнулся, да было темно уже, он не разглядел. Всегда они так: "хорошо бы здесь жить вечно". А к утру все меняется.

- Оставлю, - сказал я. - Почему не оставить? Да ты присаживайся, бери-ка во-он там стульчик, садись, рассказывай, кто таков, откуда путь держишь. Если, конечно, хочешь рассказывать. А не хочешь - не рассказывай.

Он пошел за стульчиком, а покуда шел, все думал - это было по его спине видно, что думает, - рассказывать или не рассказывать. Решил рассказать.

И правильно решил. Бывают такие, что замыкаются, отводят взгляд, вздрагивают от моего голоса. Им тяжело душу очищать, слишком весь сор прикипел, прирос, дернешь где неосторожно - с кровью начнет отходить. А когда с кровью - больно, не все выдерживают. Так и уходят, словно с тяжелой ношей, согнувшись в три погибели, тоскливо глядя прямо перед собой. Жаль их, но ничего не поделаешь.

- Я, отец, сам не знаю, откуда иду и куда пришел, - признался мой нынешний гость, усаживаясь рядом со мной. - Понимаешь, сначала я вроде бы умирал. Прихватило сердце, положили меня в больницу, все ходят вокруг улыбчивые... но глаза-то не заставишь улыбаться. Вот по глазам их я и понял, что все, отжил я свое на этом свете. И вдруг - просыпаюсь в пустыне, вокруг души живой нету, только песок этот чертов... везде песок. Даже скорпионов, даже змей нету - только один песок и больше ничего. Я решил было, что брежу или того хуже - помер, но только через день жажда и голод убедили меня в обратном. А вокруг - никовошеньки. Так и шел по пескам, пока на твою избушку не наткнулся.

- Это, - сказал я ему, пыхкая трубочкой, - это я и сам знаю, а о чем не знаю, о том догадываюсь с большой степенью вероятности. Ты мне не про то расскажи.

- А про что? - спросил он немного испуганно.

- Про жизнь свою, - невозмутимо ответил я. - Про себя. Кто ты такой?

Он вздохнул - тяжело, обреченно - и стал говорить. Ох, и наговорил же он: на ночь такое лучше не слушать. Но я уже привык, поэтому слушал. И не просто как-нибудь там, вполуха, а серьезно слушал, вдумчиво, запоминая каждое слово. Словно он мне всё это передавал, опись своей жизни делал, а я ее, эту опись, принимал и сверял - всё ли так, всё ли на месте.

К утру он закончил.

- Ну, - сказал я ему, - так как, останешься у меня?

Лицемерие, конечно, с моей стороны. После такой исповеди того, кому исповедовался, видеть хочется меньше всего. Благодарен ему по доску гробовую, а все равно видеть не можешь. Так и он. Так и все до него.

Так и все после.

- Нет, - сказал он, опуская глаза. - Отсюда есть дорога...

куда-нибудь?

- Есть, - ответил я. - Но только одна.

- Что? - гость непонимающе уставился на меня. - Как это "одна"?

- А вот так, одна. Сюда путей много, а отсюда - всего один.

- А... куда он ведет? - осторожно спросил он.

Я вздохнул. Вытряс из трубочки пепел, набил ее табачком, раскурил.

- Не знаю.

- Как это так? Неужели ты ни разу..?

- Почему же ни разу? Многажды пробовал. Но у меня ничего не получается. Всегда возвращаюсь к собственному крыльцу. А вот гости мои очень даже натурально уходят. Хочешь попробовать?

- Н-не... Да, - решительно произнес он. - Хочу. Я ведь... уже мертв, правда?

Я пожал плечами:

- Чушь. Разве мертвые способны есть или пить? А беседовать со мной?

Вот видишь. Собирайся. Я нарвал тебе яблок и винограда, чтобы было чем в пути промочить горло.

Пока гость одевался, я сходил в дом за корзиной с фруктами, вручил ее ему и повел в глубь сада, мимо озерца, где гость вчера купался.

В самом дальнем углу, в заборе, есть калитка, маленькая, скрипучая, словно вредная старушонка, которая на самом деле лишь делает вид, что она вредная. Щеколда все время заедает, но у меня никак не хватает времени, чтобы ее подправить. Я немного повозился с нею, наконец отпер и отошел в сторону.

Гость робко посмотрел на меня, прижимая к груди корзину с фруктами.

По верхней виноградине ползла божья коровка. Взобравшись на самый верх сочной горки, она резко раскинула в стороны красно-черные надкрылья, озорно зажужжала и взлетела вверх, ткнувшись в лоб гостя.

Потом разобралась, что к чему, побродила немного по облупленной выгоревшей коже путника и еще раз взлетела, исчезая в зеленых облаках листвы. Мы оба улыбнулись ей вслед, хотя каждый из нас думал в этот момент о своем.

Перейти на страницу:

Похожие книги