Вселенная прагматизма, таким образом, это вселенная читателя. Именно читатель, такой как лиса, распознаёт здесь знаки, как будто все они уже даны. При этом заяц не создаёт знаков, он даже не пишет текст. Текст как бы возникает сам собой. Правила интерпретации одного через другое как бы возникают в силу некоторого системного детерминизма, через память или привычку. Но как может быть иначе в системе, которая состоит только из читателей, где даже текст не создаётся, а возникает как чтение? Читатель и текст здесь постоянно меняются местами и читают друг друга. Сейчас я читатель, а через мгновение моё чтение становится текстом для другого. Упомянутая лиса, которая взяла след зайца, сама стала знаком для кого-то, но не стала автором этого знака.
Ролан Барт в 1967 году сообщает нам о «Смерти автора», что не удивительно, так как целостная единая вселенная без онтологического раскола не может породить автора. Автор в такой закрытой и замкнутой на себе системе может быть только медиумом чужого текста.
Такие понятия, как «ангел» и «единорог», называются пустыми, но им соответствуют непустые знаки. В своём знакотворчестве человек способен и на большее. Ещё дальше в бездну знака заглянул постмодернизм, обнаружив, что бывают ещё и пустые знаки. ОтЖ.Лакана, Ж.-Ф. Лиотара, Ж.Делёза, М.Фуко мы узнаём, что есть знаки, которые не содержат совсем ничего реального, и читатель, или потребитель искусства, сам интерпретирует то, что видит. Фуко, более того, считает, что невозможно заложить в любой знак, даже непустой, полную определённость: он всегда лишён строго определённого смысла. Поэтому со стороны читателя, в принципе, всегда требуется собственная интерпретация.
Этот трюк постмодерна далеко не случаен. Мы видим в нём реакцию современного человека на заложенную прагматизмом управляющую или даже подчиняющую функцию знака. В известном смысле знак-модель, знак-правило – это всегда данность уже совершённого чужого решения. Знак не только сообщает информацию, но и навязывает чью-то волю в виде модели её исполнения. Знак сам является знаком того, что кто-то уже принял решение, совершил выбор, снизил уровень неопределённости, и восприятие знака как бы есть акт авторского диктата над читателем (в самом широком смысле). Но мы пока не видим автора и не можем решиться выделить его из системы, поэтому наше сопротивление автору пока подобно поведению ребёнка, закрывающего от страха глаза.
Таков знак прагматизма, создавший биоинформационный мир, в котором мы живём. Как писал Норберт Винер, организм – это информационный сигнал. Живая клетка – это сигнал; даже человек – это сигнал. Такое информационное понимание знака ещё больше подчёркивает насильственную природу знака-модели, каким его видит прагматизм. Это значит, что информация не просто даётся человеку извне, но и сообщается ему как семя чужой жизни («если я знаю другого, стало быть, я уже вынашиваю его в себе»).