Единоборец

– Тоже нет. Все эти семь дней я наблюдал за вашим миром и убедился, что вы еще не готовы. Вы еще не созрели. Если позволите мне аналогию, то вы пока на уровне подростка, чет четырнадцати, в котором уже начали кипеть гормоны, но нет еще ни ума, ни понимания жизни. Вы нечистоплотны, беспорядочны, в вас слишком много жестокости, вы слишком часто полагаетесь на силу, даже не давая себе труда немного подумать. Вы безответственны и ненадежны. Но с возрастом это пройдет. Когда-нибудь я вернусь сюда, и тогда все произойдет, как и должно произойти. Может быть, пройдет век, а может быть два, может быть, сотня тысячелетий, но это ведь совсем немного для планеты.

Закон существования мира – вечная и непрекращающаяся эволюция, то есть, движение от простого к сложному, а значит, от зла к добру, потому что добро всегда сложнее зла. Созидание сложнее разрушения.

Обидеть легче, чем воодушевить. Путь зла очевиден, путь добра – скрыт за семью печатями. Зло доступно каждому, как счет два плюс три на пальцах, а добро – лишь избранным, как вычисление интегральных уравнений комплексной степени. Добро есть отражение истины, зло – отражение невежества. Поэтому будущее нашего с вами мира принадлежит добру. И только добру. Мир движется к счастью. Это мой первый тезис, я дарю его вам. Ваш мир движется к счастью, как и любые другие миры.

– Есть и второй тезис? – спрашиваю я.

– Конечно. С другой стороны, чем больше мы узнаем, тем больше становится кольцо непознанного вокруг нас. Свет и тьма обязательно уравновешивают друг друга. Точно так же, чем больше становится в мире добра, тем больше зла ему противостоит. Поэтому добро никогда не побеждает. Кажется, что один из моих тезисов противоречит другому. На самом деле все разрешается просто: существует и другой мир, мир эволюции зла, мир невидимый нам, но приближающийся к нам с каждым столетием. Вступать с ним в бой бессмысленно – как бессмысленно электрону сражаться с позитроном. В этом столкновении они оба погибнут. Этот мир имеет такое же право на существование, как и наш. Единственное, что мы можем сделать – это не допустить пересечения и смешения этих двух миров. Этот мир пока что невидим вам. Но мы – мы уже проникаем в него, исследуем его лабиринты и закоулки и видим, что он точно так же исследует нас, внедряя сюда, к нам, своих посланцев. Поэтому мы гораздо лучше вас знаем, что такое зло, и гораздо лучше подготовлены к встрече с ним. На самом деле все зло вашей планеты – это игры ребенка, который ломает игрушки, еще не зная, что такое настоящая боль. Но придет время – и вы узнаете. Вам еще предстоит узнать настоящее зло. Тогда вы станете добрее. Увы, мой второй тезис не столь приятен.

Машина останавливается, он открывает дверцу, выходит и, прищурившись, смотрит на солнце.

– Простите меня за эту небольшую лекцию, – говорит он. – Может быть, она была слишком сложна для вас. А сейчас я ухожу. Я уже вызвал для вас такси. Прощайте. У вас очень красивое солнце.

– Нет, – говорю я.

– Что?

– Ты не можешь уйти просто так. Один раз в жизни нам выпал шанс поговорить с представителем более развитого мира. Но ты ничего нам не сказал, кроме общих фраз, и ничего не дал, кроме туманных надежд на очень дальнее будущее. Я хочу задать тебе конкретные вопросы. Очень много вопросов.

Он задумывается.

– У тебя нет на это времени? – спрашиваю я.

– У меня нет желания.

– Тогда ответь на один вопрос.

– Хорошо, – соглашается он. – Кто из вас будет его задавать?

– На один мой вопрос и на один ее вопрос. Это будет справедливо.

Он хмурится.

– А не слишком ли ты настырен, человек?

– Слишком, – отвечаю я, – но я использую свой шанс. Может быть, у меня получится.

– Хорошо, задавай свой вопрос.

– Существует ли Бог и жизнь после смерти? – спрашиваю я.

Он улыбается.

– Ты подошел слишком близко к логической мине. Ты не боишься, что с тобой случится то же самое, что случилось с твоим партнером? Это ведь знание из другой реальности, из другого мира. А что, если сейчас бешенный слон наступит на тебя?

– Я согласен рискнуть.

– Тогда слушай, – говорит он. – Если бы мы были на сто процентов уверены в существовании лучшего мира, мы бы не смогли жить в этом, воспринимая его как временное пристанище, как тюрьму, которой он, несомненно, не является. Этот мир потерял бы свое единственное разумное назначение: быть ускорителем нашего развития. Быть циклотроном, разгоняющим нас до космических скоростей. Мы бы не развивались здесь, не видя в этот необходимости, ожидая лучшего, мы бы просто тратили здесь время, и стали бы непригодны для высшего мира.

Но, если бы мы были на сто процентов уверены в том, что высший мир не существует, мы бы не стремились к нему, не пытались бы угадать его законы, и не пытались бы следовать им, будучи здесь. И в этом случае развитие остановилось бы тоже.