Эдгар По. Сгоревшая жизнь

Современник заметил, что «очень скоро „Ворон“ стал известен повсеместно, и все повторяли „Никогда“». Актеры включали эти слова в свои диалоги. Они вошли в моду. И По начали называть Вороном, тем более что этому не противоречила его черная одежда. Однажды он зашел в редакцию своей газеты, сопровождаемый знаменитым актером. По сел за стол, достал текст стихотворения и собрал всех сотрудников, чтобы те послушали, как звучит его стихотворение в исполнении замечательного актера. Рассыльный редакции вспоминал, что «был как будто околдован». По восторженно встречали во всех литературных салонах города и постоянно просили читать его стихи, что он и делал в свойственной ему мрачной манере. Он «подкручивал фитили в лампах, пока в комнате не становилось почти совсем темно», вспоминал один из современников, «а потом вставал в центре и произносил великолепные строки мелодичнейшим голосом… Читал он так прекрасно, что слушатели боялись дышать, не смея нарушить очарование момента».

До нас дошло несколько подтверждений этой внезапно обрушившейся на По славы. «Все хотят с ним познакомиться, — пишет один из современников, — но совсем немногие знаются с ним близко». По бывает в салоне мисс Линч на Уэверли-плейс и в салоне миссис Смит на Гринвич-стрит. Эти литературные дамы именовались «созвездием небосклона». По аккуратно одевался и «своим видом, а также манерами производил впечатление истинного джентльмена». Он никогда не приходил навеселе. Был «любезным и обаятельным… спокойным, милым и скромным». Иногда на эти conversazione, как их называли, мужа сопровождала Вирджиния По, всегда выражавшая «величайшее восхищение его гением и преклонение перед ним». Она не была в этом одинока. Миссис Смит признавала, что По «производил сокрушительное впечатление не столько на мужчин, сколько на высокообразованных женщин… К неудовольствию мужского пола, женщины подпадали под его чары и слушали, затаив дыхание». Вероятно, они лучше понимали поэта, в частности его сиротство. Миссис Смит записала в дневнике одну из бесед с По:

— Ах, мистер По, эта страна не подходит для мечтателей.

— А вы мечтаете? Спите и видите сны?

— О да, подобно Иосифу, я часто вижу сны, вот только сны мои о непостижимом, о духовном.

— Я так и знал. Я понял это по вашим глазам.

Несомненно, По нравилось всеобщее внимание и признание. Он всегда жаждал славы и теперь словно бы обрел ее. «Человек не живет, — сказал он кому-то, — пока не прославится». Ему очень нравилось, когда его хвалили. Тем не менее он умудрялся иронично относиться к своим стихам. «Ворон отлично „пошел“, Томас, — писал он Фредерику Томасу, — но для этого я его и писал, так же, понятно, как и „Золотого жука“. Но птица слопала жука со всеми потрохами». Этот расчетливый тон весьма характерен для По. Он писал такие стихи, какие были желательны большинству. Он писал стихи с расчетом на рынок. Он говорил коллегам-журналистам, что хочет выяснить. «до какого абсурда можно дойти, не переходя все же известной границы».

По написал эссе «Философия композиции», в котором изложил принципы своего искусства и, строфа за строфой, подробно исследовал свое стихотворение. Он рассмотрел собственно стих и присущий ему тон «печали»; разъяснил, как достигал тех или иных эффектов и важность символического рефрена. По утверждал, что «его сочинение продвигалось шаг за шагом до полного завершения в тщательном и неукоснительном следовании законам математики». Это был совершенный как методический, так и практический урок написания великих поэтических произведений. Совершая сей как бы объективный анализ, По объявил, что «смерть красивой женщины, вне всяких сомнений, самый поэтический сюжет в мире», но не стал объяснять, по какой причине выбрал этот сюжет. Он перечислил свои поэтические приемы из потребности в порядке — той самой потребности, что призвала его в армию и Вест-Пойнт.

Однако этот цинично-объективный анализ не должен заслонять от нас другое его высказывание: чтение «Ворона» вызывает у него самого «смятение чувств». Не технической дерзостью, не музыкальной выверенностью потрясает это, а болью отчаяния. Бесстрастие По подобно напускному спокойствию маньяков — рассказчиков его историй.