Эдесское чудо

Ребенок еще раз попытался спасти мать от опасности: он родился недоношенным, как будто знал, что следует поторопиться с появлением на свет, чтобы доказать, что он в утробе столько времени, сколько показала Евфимия. Если и были у Фионы какие-то подозрения, они должны были окончательно рассеяться, и, похоже, так и случилось. Услышав от Кифии, что Евфимия рожает, хозяйка прислала к ней повитуху со всем необходимым, и та приняла роды прямо в пещерке. Поначалу дитя не хотело дышать, потом, после того как повитуха подняла его за ножки одной рукой, а другой похлопала по спинке, все-таки задышало и заплакало, но тут же уснуло, не взяв грудь. Повитуха заявила, что стоило бы окрестить младенца сразу же, потому что неизвестно, доживет ли он до завтра.

– Вот только крестика у меня с собой нет, – сказала она.

– У меня все давно приготовлено, матушка, – сказала Евфимия. – Кифия, там, в нише за занавеской, висит узелок – в нем приданое для малыша. Достань, пожалуйста!

– Чу́дно! – сказала повитуха. – А пузырек со святой водой у меня всегда с собой, когда я иду на роды.

Бледная от волнения Кифия достала узелок и развернула его на столе.

– О, да у твоего сыночка богатое приданое! Рубашечку крестильную мы надевать сейчас не станем: если ребеночек останется жив, ты его в ней снесешь в церковь на миропомазание и воцерковление. Ты мне только крестик дай, девушка, все остальное подождет, нам сейчас не до красоты.

Вместо купели повитуха наполнила водой из кувшина чашу, в которой умывалась Евфимия, и крестообразно вылила в него святую воду из пузырька.

– Как ты хочешь его назвать? – спросила она.

– Фотием, в честь моего отца.

Повитуха окрестила мальчика, трижды окунув его во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, и нарекла Фотием. Кифия ей помогала, она же стала крестной матерью младенца, это получилось как-то само собой. Она и Символ веры прочла как восприемница.

– Ну, теперь если маленький Фотий и умрет, то умрет христианином! – удовлетворенно сказала повитуха, вытирая кричащего младенца и передавая его Кифии. Та ловко обернула дитя свивальником в маленький кокон, оставив снаружи только головку.

– Он не умрет! – сказала Евфимия слабым, но счастливым голосом. – Дайте мне его!

Она приложила сына к набухшей груди, и он принялся сосать.

– Ну вот, как окрестили, так и воскрес! – сказала довольная повитуха. – Пойду и скажу хозяйке, что у нее прибыток: родился еще один раб.

– А это ничего, что он такой махонький? – спросила Кифия.

– Это для вольной женщины он был бы мелок, а для рабыни – в самый раз. Я даже не стану говорить хозяйке, что он недоношенный, чтобы не огорчать ее, а то еще пожалеет молока для роженицы.

– Не говори, – согласилась Кифия. – Вот тебе за труды, матушка, и за молчание, – с этими словами она передала женщине серебряную монету.

«Кифия все знает, – подумала Евфимия, – это, наверное, Аларих велел ей заботиться о нас… Отец твой нас не бросит, малыш!»

Повитуха собрала в сумку орудия своего ремесла и отправилась с докладом к хозяйке, а Кифия побежала в мастерскую, чтобы сообщить всем радостную новость о рождении в мир нового христианина. Вышивальщицы принесли для младенца целую кучу тряпок, а для Евфимии – сменную тунику и чистые обрезки ткани для послеродовых нужд. Кассия принесла еще одну очень нужную вещь – теплое покрывало из овечьей шерсти: уже наступила осень и в пещерке по ночам становилось холодно. Гречанка тоже сходила к хозяйке, и Евфимии было разрешено неделю оставаться в своем жилище, после чего она должна была снова вернуться в мастерскую, но уже вместе с младенцем. Фиона разрешила Кассии поставить в углу мастерской колыбельку, которой пользовались рабыни для своих новорожденных; заказов на вышивки была прорва, сезон купаний кончался, и богатые гости Иераполиса хотели увезти с собой знаментые фригийские вышивки. Скандала, которого так боялась Евфимия, не случилось. Случилось гораздо худшее.

* * *

Аларих отсутствовал, когда у него родился ребенок. Узнав от Кифии о рождении сына, он улучил время и пришел вечером в пещеру Евфимии. Младенцу была неделя от роду, и назавтра Евфимия должна была вместе с ним явиться в вышивальную мастерскую и приступить к работе.

– Я пришел посмотреть на сына, – сказал он, входя в пещерку.

– Смотри. Он похож на тебя…

Взяв из ниши светильник и подняв его повыше, Аларих посмотрел на маленький длинный свиток с торчащей из него белокурой головкой. От света ребенок проснулся и открыл светлые голубые глаза.

– И вправду похож… Ну здравствуй, маленький готф! Поприветствуй своего отца!

Ребенок послушно запищал.

Аларих и Евфимия засмеялись.

– Давай назовем его Гайной, в честь нашего общего друга, – улыбаясь, сказал Аларих.

– Прости, не могу, – ласково и с сожалением сказала Евфимия. – Малыш родился недоношенным, я испугалась, что он умрет некрещеным, и повитуха окрестила его.

– И как же ты его назвала?

– Фотий…

Аларих сверкнул глазами.

– Это уж не в честь ли твоей няньки?

– Ну что ты, это в честь моего отца! Хотя Фотий и Фотиния по-гречески означают «светлый» и «светлая».