Эдесское чудо

– Мар Апрем обогатил своими стихами многие части богослужения, кроме Литургии, – ее он не посмел коснуться. Он написал стихами песнопения на дни Великих праздников Господних: Рождества, Крещения, Воскресения и Вознесения Христова – и в прославление других деяний Христовых; а также на дни мучеников. В этих песнопениях учитель наш ярко раскрывал значение вспоминаемых событий и отношение их к нашему спасению. Написал он и песнопения на погребение умерших… Но я могу бесконечно говорить об учителе, зачем ты не остановишь меня, сестра?

– Затем, что слова твои подобны холодному сладкому шербету[15] в жаркий день, в котором плавают лепестки роз: они утоляют жажду, но пресытиться ими невозможно! – улыбаясь, сказала Эгерия.

– Какое цветистое сравнение – сразу видно, что ты долго странствовала по Востоку и даже полюбила персидский освежающий напиток! – засмеялся в ответ епископ. – А довольна ли ты своим паломничеством в Эдессу, сестра?

– Я счастлива, что Господь привел меня в ваш город, и благодарна тебе, Мар Евлогий, что ты и твои ученики сопровождали меня по святым местам Эдессы. Я собиралась пробыть в городе один день, но здесь оказалось так много того, что я желала увидеть, что решила остаться на три дня. И они прошли как день единый! Поистине Эдесса не только один из древнейших и прекраснейших городов мира, но и один из самых христианских: столько у вас гробниц мучеников, церквей и монастырей и просто святых отшельников, живущих вблизи гробниц, и тех, кельи которых находятся вдали от города в местах уединенных. Вы показали мне все, что каждому христианину было бы интересно увидеть. И я особенно благодарна тебе, Мар Евлогий, за копию письма, которое Спаситель прислал царю Авгарю, я буду беречь ее как святыню. Печаль и радость наполняют мое сердце и действуют в нем то попеременно, то вместе. Радость от соприкосновения со святынями и печаль от того, что мне все же приходится покидать этот воистину благодатный город. Теперь мне предстоит обратный путь в Иерусалим.

– Долог будет этот путь, сестра?

– Двадцать четыре ночлега, или, по-вашему, масьюна[16], заняло мое путешествие от Иерусалима до Эдессы, – отвечала паломница, – и столько же, вероятно, займет путь обратный. Паломники, с которыми я двинусь к Святой земле, уже, я думаю, ждут меня в монастыре святого Иоанна Предтечи, в часе пути отсюда. Но сначала обещанное!

– Прогулка по городу?

– И это тоже, ведь я хочу в последний раз поклониться мощам святого апостола Фомы. Но ты обещал, Мар Евлогий, что я еще услышу пение ваших красавиц!

Епископ с улыбкой повернулся к девицам и вопросительно поднял брови.

– Благослови, владыко, спеть для твоей гостьи «Горем глубоким томим!», – смело сказала Мариам, старшая певчая в хоре. Девушки уже успели пошептаться и выбрать для гостьи песню, которую она наверняка не слышала, и в то же время подходящую по настроению для всех: какими бы юными они ни были, а тревога, охватившая весь город, не могла и их оставить равнодушными.

– Пойте, – кивнул Мар Евлогий и добавил для сестры Эгерии: – Девушки выбрали для тебя песню на слова любимого тобой Мара Григория Назианзина.

Мариам вывела своим низким голосом задумчивое начало:

Горем глубоким томим,
Сидел я вчера, сокрушенный,
В роще тенистой, один,
Прочь удалясь от друзей.

Девушки тихо поддержали ее:

Любо мне средством таким
Врачевать томление духа,
С плачущим сердцем своим
Тихо беседу ведя.

И вдруг голоса взлетели звонким фонтаном, разбежались, расцветились по-восточному прихотливыми музыкальными украшениями:

Легкий окрест повевал ветерок,
и пернатые пели,
Сладкою дремой с ветвей лился
согласный напев,
Боль усыпляя мою; меж тем
и стройные хоры
Легких насельниц листвы, солнцу
любезных цикад,
Подняли стрекот немолчный,
И звоном полнилась роща;
Влагой кристальной ручей сладко стопу
освежал,
Тихо лиясь по траве…

И вдруг все девушки затихли, и Мариам одна продолжила негромко и печально:

Но не было мне облегченья:
Не утихала печаль, не унималась тоска…

и закончила трагическим речитативом:

Кто я? Отколе пришел? Куда направляюсь?
Не знаю.
И не найти никого, кто бы наставил меня…[17]

Сестра Эгерия молча встала, подошла к девушкам и каждую поцеловала, а покрасневшую от радости Мариам даже трижды.

– Я буду вспоминать ваше пение в пути, эдесские соловушки! – сказала паломница.

В саду снова громко запели птицы.

Глава вторая