– Я рада, что у тебя все так хорошо в семье, и думаю, что мать подыщет тебе хорошую невесту, если уже не подыскала. А теперь извини, господин мой Аларих, но мне пора становиться на вечернюю молитву.
И Аларих опять ушел ни с чем.
В субботу, в базарный день, София отправилась с кухаркой за покупками. Когда она приценивалась к тушке кролика в мясном ряду, то услышала над плечом голос Алариха:
– Неужели, госпожа моя, ты не можешь купить хороший кусок говядины или баранины?
– Где ты тут видишь баранину или говядину? Если что и было, то все раскуплено в первый же час. Куры да кролики – это все, что сейчас можно купить. Крестьяне не спешат распродавать оставшийся у них скот, для них после войны важнее получить приплод и восстановить свои стада.
– Они поступают разумно, – солидно сказал Аларих. – Стада надо возрождать. И все же мне больно смотреть, как ты прицениваешься к тощему кролику.
– После осады мы так и не вспомнили вкус настоящего мяса! – вмешалась кухарка, сердито поглядев на Алариха, будто он явился осаждать Эдессу, а не защищал ее. – Говорят, что после варваров в окрестных лесах не осталось ни кабанов, ни оленей, ни зайцев, ни фазанов!
– Хорошая дичь сумеет уйти от плохого охотника! Но только от плохого, – ответил Аларих, попрощался и исчез в толпе.
А в воскресенье с утра, когда София с домочадцами была в церкви, он заявился прямо на кухню и вручил кухарке кожаный мешок, в котором лежала разделанная и разрубленная на куски туша серны. Когда София вернулась домой, часть мяса была уже приготовлена с овощами, а бо́льший кусок, разделанный на полосы, затем натертые солью со специями, коптился в очаге летней кухни.
Ни Аларих, ни Гайна не были приглашены к обеду, но Саул отнес им большую миску с тушеным мясом, а вечером принес еще и связку полос копченого и посоветовал подвесить его к потолочной балке.
– Понравилось мясо серны госпоже Софии? – как бы вскользь поинтересовался Аларих.
– Она не ест мяса с тех пор, как похоронила мужа, – ответил Саул.
Про Евфимию Аларих спрашивать не стал.
В следующее воскресенье Аларих явился на службу в кафедральный собор. Увидев его на мужской половине храма, София подошла к Фотинии и велела ей уводить Евфимию сразу же после причастия. «Благодарственные молитвы прочтете дома!» – сказала она.
Сама диаконисса осталась до конца службы. Когда она покинула храм и пошла домой, Аларих догнал ее по дороге и спросил:
– Ты не передумала, госпожа София?
– Если ты о моей дочери, то нет, не передумала.
– Почему ты не хочешь доверить мне свою дочь, ведь я страстно люблю ее?!
– Это я вижу. Но доверия у меня твоя страсть не вызывает.
– Я могу поклясться чем угодно, жизнью и матерью своей, что буду беречь и ублажать Евфимию, как царевну, если она станет моей женой!
– Я не хочу сказать ничего плохого, Аларих, поскольку знаю о тебе только хорошее. Я вижу и то, что сейчас ты действительно полон благих намерений относительно моей Евфимии. Но почем мне знать, не изменится ли твое отношение к ней со временем?
– Ну так я принесу залог, который тебя убедит, госпожа моя! – решительно сказал Аларих, развернулся и пошел в сторону.
– Не надо мне от тебя никаких залогов! – крикнула ему вслед София, но он не обернулся и не замедлил шага.
Через несколько дней Аларих снова явился к Софии и вручил ей большой кипарисовый ларец.
– Что это? – спросила в недоумении диаконисса.
– Мои обеты, – коротко ответил готф. – Открой ларец.
София откинула крышку незапертого ларца и едва сдержала удивленное восклицание: ларец был полон тех самых драгоценностей, которые ей недавно показывал Аларих. На внутренней поверхности крышки была прикреплена серебряная пластина с надписью на греческом языке: «Я, Аларих, военачальник отряда готфов, клянусь диакониссе Софии, что, если она отдаст мне в жены свою дочь Евфимию, я стану беречь ее, одаривать и ублажать до самой смерти».
– Осмотри драгоценности, госпожа моя, – потребовал Аларих.
– Зачем? Они твои, и я их уже видела.
– Уже не мои. Осмотри каждую, прошу тебя, госпожа София!
София взяла в руки тяжелую золотую фибулу с яркой, грубоватой эмалью. На тыльной стороне она увидела выгравированную надпись: «Моей жене. Аларих». Подавив вспыхнувшее было раздражение, она осмотрела еще несколько украшений: на всех была та же надпись. «Сумасшедший!» – подумала она, а вслух сказала участливо:
– Почему ты не хочешь смириться и поверить, что мой ответ окончательный? Я же сказала, что не приму от тебя никаких залогов, Аларих!
– А я ничего не приму обратно! – упрямо сказал готф, развернулся и вышел, оставив ларец на столе в атриуме.
В этот же день, ближе к вечеру, Аларих увидел в саду Саула, срезавшего виноградные кисти. Паренек стоял на деревянной лестнице, прислоненной к высокому персиковому дереву, по стволу которого вилась лоза. Готф подошел к юноше:
– Послушай, Саул! Ты знаешь, что я сватаюсь к дочери твоей хозяйки?
– Все об этом знают. Только ничего у тебя не выйдет, готф!
– Почему ты так говоришь? Разве у Евфимии есть другой жених?
– Конечно, есть. Это Товий, наш сосед.