Читаем Эдесское чудо полностью

София понимала, что навряд ли эти богатства куплены на деньги, заработанные ремесленным или купеческим трудом, и хорошо еще, если они захвачены в бою, а не награблены. Но спрашивать об этом спасителя Эдессы было бы неуместным, и она промолчала, внимательно разглядывая драгоценные вещицы. Ей приглянулось ожерелье из золотых кружевных бусин, внутрь которых были вставлены ярко-синие стеклянные капельки: она протянула к ним руку, но тут же отдернула.

– Бери, рассматривай, примеряй их смело, госпожа София: на этих вещицах нет ни капли крови, а если на какой-нибудь когда-то и была, то в лавках Иерусалима, Дамаска и Пальмиры все давно смыто и отчищено купцами и ювелирами: все эти вещи я покупал на свое военное жалованье, пять лет без отпуска служа в римской армии. На кружевное золотое ожерелье ушло как раз мое месячное жалованье, а вот за эту пару браслетов я служил два месяца – по одному за каждый.

София взяла в руки ожерелье и залюбовалась тонкой работой и яркими синими бусинами, только слегка отличавшимися по цвету одна от другой: крупные, в центре, были светлее, а самые мелкие, возле аграфа[49], так темны, что уже не просвечивали.

– Зато вот этот энколпион[50] достался мне почти даром. В Риме я как-то переходил мост через Тибр и услышал крики: «На помощь! На помощь!» Конечно, я бросился на крик и застал на мосту старикашку, которого обшаривали, не обращая внимания на его отчаянные вопли, два молодых негодяя. Старик оказался евреем-ювелиром и в награду за спасение подарил мне эту драгоценность.

София протянула руку, и Аларих положил ей на ладонь серебряный энколпион: в центре его была хрустальная гемма[51] с резным изображением Богородицы.

– Серебра тут немного, а сама гемма всего лишь хрустальная, но глиптика[52] великолепна, не правда ли, госпожа? – спросил Аларих.

– Она изумительна, – согласилась с ним София. – Но что находится в самом ковчежце?

– Он пуст. Можешь проверить.

София открыла крохотный ковчежец.

– В самом деле пуст. Как жаль… – сказала она, возвращая энколпион готфу.

Но Аларих почтительно сжал ее пальцы:

– Дорогая госпожа София, прими эту простенькую и недорогую вещицу в знак моей признательности за дружелюбное гостеприимство, которое ты нам оказала, а более всего за лечение и уход в то время, когда я лежал раненый в твоем садовом домике.

София ласково улыбнулась ему и сказала:

– Я понимаю тебя, Аларих, и принимаю твой дар.

* * *

Казалось бы, в доме наступили мир и покой. Все отдыхали от пережитых волнений, даже маленький Тума не доставлял особых хлопот матери и бабушке: еще бы, ведь за ним приглядывала Фотиния! Мальчик рос не по дням, а по часам, и его поначалу лысая головка начала обрастать черными кудряшками.

Из Харрана новости между тем приходили неутешительные. Город этот был большой, его покровителем считался сам Авраам, он, как и Эдесса, издревле стоял на торговом перепутье, а потому славился богатством и роскошью. Но не только. Крепость, стоявшая на высоком южном холме города, защищала его, обнимая своими крепкими руками-стенами. Войти в город, минуя крепость, было невозможно. Зная об этом, эфталиты попытались захватить Харран одновременно с Эдессой, но и эту твердыню взять им не удалось. Однако осада Харрана продолжалась, поскольку отступившие от Эдессы отряды эфталитов двинулись к Харрану и тоже обложили крепость.

Пробегали дни и складывались в недели, давно прошел и был скромно отпразднован праздник Успения Богородицы.

После церковной трапезы по случаю праздника, проводившейся в саду при кафедральном соборе, Мариам отвела в сторонку Евфимию и сказала ей:

– Помнишь, я говорила тебе про секрет? Поскольку он касается тебя, я его тебе сейчас скоренько выдам. Скоро к твоей матери придут тебя сватать!

– Кто придет? – спросила Евфимия прерывающимся голосом.

– Мой отец! – заговорщически прошептала Мариам, издали кивнув на брата, сидевшего за праздничным столом.

Евфимия молча отвернулась и стала смотреть совсем в другой угол сада.

– Ты, кажется, не рада? – удивилась Мариам. – Вы же с Товием так дружите с самого детства.

– Вот именно, что с детства… – сказала Евфимия. – Я его слишком хорошо знаю. Он такой привычный… Он же мне как брат!

Мариам внимательно на нее поглядела.

– А тебе хочется чего-нибудь непривычного-необычного?

– Конечно! А тебе разве нет?

– Мне важнее всего защита, доброта и надежность.

– Вот как… А разве Товий будет надежным защитником своей жене?

– Конечно. Как твой отец твоей маме, как мой отец нашей маме и нам.

– Я даже не уверена, что он хорошо владеет мечом!

– Зато он сумеет выбрать и нанять хороший отряд для охраны каравана и хорошо заплатить ему по возвращении…

– Ну, это не самое важное – деньги! Храбрость и удача важнее.

– Вот как? – Мариам погрустнела. – А я думала, мы с тобой станем сестрами. Знаю, о ком ты думаешь, подруга, но лучше бы тебе выкинуть эти мысли из головы.

– Ни о ком я не думаю. Бесполезно думать… За кого мама велит, за того я и выйду.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза