Эдатрон. Лесной край. Том 1

— Как ты мог их не посчитать? Что значит — баба не мужик? Они жены твоих односельчан, погибших ради деревни, они матери наших будущих защитников, которые может быть тоже будут погибать ради нас. Но вот будут ли они защищать тех, кто оставил их без жилья, кто не подал им куска хлеба, когда сами они пока не в состоянии это сделать? Я думаю — им будет плевать на тех, кто бросил их в трудную минуту. Запомни, пока живы матери и их дети — деревня будет жить. Пусть завтра умру я, пусть ты завтра не увидишь солнечного света, но пока живы они, то послезавтра вырастут наши дети и внуки и деревня будет жить. Отныне, приказываю считать вдов такими же хозяевами, как и мужиков. А если хозяин умер, то за вдовой остаются все положенные права. Если конечно мужик помер не по своей дурости.

Ольт слушал и не верил своим ушам. И это тот молчун Карно, из которого и слова лишнего не вышибешь? И уж тем более мальчишка не подумал бы, что он способен на такие, выворачивающие душу, речи? И откуда только такое красноречие взялось? Видно недаром Истрил напомнила ему про дочку. Сегодня Карно открылся Ольту еще одной гранью своего характера, совсем с неожиданной стороны и эта черта сурового одноглазого громилы понравилась старому цинику, который жил в мальчишеском теле.

— Сегодня я тебя прощаю, но это будет твой последний промах. А на будущее запомни: вдовы — это такие же хозяева семейств, как и мужики. Сегодня же запиши, что им требуется для обзаведения хозяйства и когда поедем в город, все это купим. Ну а вы, бабоньки, давайте выбирайте бирки. И вот вам на обзаведение, — по столу крутанулись три золотых, — а это детишкам, чтобы к зиме были одеты, обуты, — и на стол с глухим звоном упали еще три золотых.

По два золотых на семью, это для деревенской семьи было целым богатством. Бабы замерли, не в силах поверить такому повороту судьбы. Пришли просить хоть какой-нибудь угол, чтобы не замерзнуть зимой и вымолить в долг немного денег на хлеб, чтобы в тяжкую пору не умереть с голоду, а тут такое. Даже у Ольта защипало в глазах, когда женщины вдруг все синхронно, как будто сговорились, молча, но со слезами на глазах, поклонились Карно в пояс.

— Да вы чего, бабы? — засмущался тот. — То моя обязанность, как старосты. А ты… ты…

— Винта — мое имя, господин староста. — еще раз поклонилась совсем еще молодая вдова с ребенком на руках.

— Ты, Винта, купила бы корову что ли. Детишкам молочка надо. И это… не господин я.

— Хорошо, куплю, господин староста.

Карно махнул рукой.

— Пошел я. А ты, Брано, давай сделай, что я говорил. И догоняй меня, все-таки пройдусь по наделам. Как бы мужики не намудрили чего.

Истрил с Ольтом пошли с ним. И интересно и все равно делать больше нечего. У них-то пока есть где жить. И хотя ночь уже плотно завладела землей, при свете, как специально полной, луны было видно, что крестьяне и не думали ложиться спать.

Участки самого Карно и Ольта с двумя разбойничьими землянками, находившиеся на отшибе, по плану будут располагаться в самом углу будущей деревни. Ольт решил повременить со своей стройкой и потом построить свой дом по своим чертежам. Были у него задумки. Его никак не устраивали местные полуземлянки. Ему хотелось настоящую избу с хорошей печью, отдельными комнатами и настоящим ватерклозетом. Но все это требовалось хорошо обдумать, сделать какой-никакой чертеж, расположить на нем дом, что был удобен во всех смыслах, вплоть до обороны, все-таки вокруг средневековье со всеми его недостатками. Даже где и как устроить септик, тоже требовало внимания. Но все это будет попозже. Пока крестьяне разберутся со своими наделами и у них появится время. А пока… А пока, что это за тень стоит в тени дерева?

— Кто там, выдь сюда. Покажись, добрый человек.

— Это я атаман, — на свет ступил Вьюн.

Было видно, что он в растерянности и не знает, как себя вести. Банды нет, атаман новый и вокруг множество неизвестных людей. И кто он теперь в новой иерархии? Непонятно. Он не знал, что, когда утром, после доклада, вышел из атаманской землянки, о нем был разговор, который закончился утвердительным хмыканьем Карно и одобрительной улыбкой Истрил. И даже не думал, что судьба его уже взвешена, обсуждена и решена.

— Ага, Вьюн, вот тебя как раз и не хватало. Что же ты прячешься, как не родной?

— А я родной? — робко, сам пугаясь своей смелости, пошутил лазутчик.

— А это уже от тебя зависит, но помнится мне, что кто-то давал клятву воина. Или ты уже своими пропитыми мозгами забыл об этом?

— Как можно?! — всерьез обиделся Вьюн. — Просто я подумал, что пока до меня дело дойдет… Пока то, да се…

«Боялся» — понял Ольт. Боялся, что про него забыли или не считают достойным всех тех благ, которых удостоились остальные.

— Не знаю, что там думал, но ты теперь на службе, воин. И у дружинника должно быть место для собственного дома, которое ты уже заслужил. Ведь не будешь круглыми сутками по лесу шляться, где-то надо иногда и голову преклонить, передохнуть, так?

— Так, атаман.