Эдатрон. Лесной край. Том 1

Ольт замолчал с таким видом, будто и в правду задумался, куда же податься бедному лазутчику. Вьюн тоже молчал. Мысли его метались в растерянности и панике. Как-то не задумывался он над будущим, рад был, что близкая смерть миновала его. А ведь это будущее считай уже наступило. И оказывается смерти он не миновал, а только отодвинул. Все это до того явственно проступило на лице Вьюна, что Ольту на мгновение даже стало неудобно за свои словесные кружева, которыми он опутал незамутненный казуистикой мозг лазутчика. Сам-то он нашел бы выход и горе тем, кто пытался бы с ним играть в подобные игры. Он чувствовал себя тем самым злобным и хитрым дядей, который выманивает конфетку у ребенка.

— Впрочем, ты можешь заслужить благодарность и прощение тех же крестьян, если спасешь хотя бы нескольких от смерти из рук северян.

— Да, а потом кто вам помешает в любой момент, когда вам вдруг стукнет моча в голову, или я стану не нужен, рассказать всем о моем прошлом? — с горечью произнес Вьюн.

— Никто, кроме нашей доброй воли и нашего слова. О твоем прошлом знаем только мы трое и барон Кведр. Всех остальных, кто про тебя знает мы уже убрали. После смерти Кведра остаемся только мы. Но незачем нам тебе гадости дела. Смысла нет, нам-то ты ничего плохого не сделал. Поверишь ли ты нам, если мы дадим клятву никогда, нигде и никому не говорить об этом? Конечно при условии, что и ты дашь клятву не вынуждать нас к этому. А это значит, не дай тебе Единый навредить словом или делом кому-нибудь из нас.

— Да я хоть сейчас… Если вы мне поверите… Ради этого…Единый видит…

Ольта уже привычно удивился серьезному отношению местного народа к клятвам. Может и в его мире так когда-то было, пока деньги не стали основополагающей ценностью и все стало можно купить, даже слово. Впрочем, сейчас такое положение дел его устраивало, поэтому, подозвав мать с Карно, они втроем дали клятву о неразглашении тайн Вьюна, а тот в ответ поклялся, что больше никогда и ни за что и вообще ни-ни. Мало того он раздухарился, и чтобы его слова звучали достоверно, хотя об этом его никто не просил, еще дал клятву воина своему господину. Хитрый жук, хотя Ольт сразу раскусил его наивные маневры. Ведь давая этакое подобие присяги, он уже никак не мог навредить своему господину, и вроде бы только об этом и беспокоился, но с другой стороны и господин по отношению к воину имел определенные обязательства и теперь он мог быть спокоен насчет своего будущего. Наивный чукотский юноша, но что Единый не делает — все к лучшему. Пусть тешится своим хитромудрием. Зато как в душе Ольта довольно потирал ладошки хитрый старикашка: «Нашему полку прибыло!»

— Я, Ханто Вьюн… — вот так и узнаешь про людей что-то новенькое. Оказывается, у лазутчика и имя есть. В этом мире вообще интересная, для Ольта естественно, вещь творится с именами. И даже не с именами, а с этакими, Ольт даже не знал, как это назвать, наверно прозвищами или вторыми именами. Если личное имя давали родители ребенку при рождении, то второе давали уже окружающие, обычно выражающие какие-нибудь внешние или физические качества ребенка. Затем лет в семь-восемь детское имя менялось на подростковое, опять-таки связанное с какой-нибудь особенностью человека. Ну а в пятнадцать лет наступает возраст совершеннолетия, когда мальчик официально становится мужчиной и кормильцем семьи, и получает третье, взрослое имя, обычно связанное с какой-нибудь чертой характера или особенностью внешности, с которым ему и жить о самой смерти. Но изредка кто-то мог получить и четвертое имя. Для этого надо совершить нечто такое, что заденет население, как минимум, какой-нибудь деревни. В первый раз Ольт узнал об этом, когда узнал, что Кривой еще и Карно, и вот сейчас его даже не очень удивило, что Вьюн оказывается очень даже Ханто. Причем новоявленный дружинник не выглядел огорченным и даже был скорее доволен сложившимися обстоятельствами. Впрочем, где-то Ольт его понимал. Видел он уже таких вояк, когда развалился Союз и вместе с ним распустили и армию. Сколько людей тогда почувствовали себя потерянными. Так резко изменить жизнь, весь смысл которой был в служении Родине, и вдруг оказаться ненужными и выкинутыми за ненадобностью на гражданку, словно использованные тряпки. Не все тогда были к этому готовы. И поступить опять на службу для таких старых вояк был наилучшим выходом. Может поэтому Ханто Вьюн и прибился к банде Крильта, что так он себя чувствовал хоть на каком-то подобии службы.

— Ну вот что, Ханто Вьюн, — сказал Ольт, когда с церемониями было покончено. — после такой клятвы ты уже не можешь просто взять и уйти. И у меня к тебе есть первое задание. Сразу говорю — откажешься, никто тебе и слова не скажет, и ты сам должен решить, стоит или не стоит за него браться. Но это нужно прежде всего тебе самому.

— Что я должен сделать? — тут же не раздумывая сказал Вьюн.

— А что за дело, спросить не хочешь? Вдруг не по нраву придется?

— Нечего здесь думать. Об одном прошу, дай мне лично убить Кведра.

— Мда, дался вам этот Кведр. Ну если так просишь…

— Как о милости.