Еда и патроны

Вепрь, поднимая клубы пыли, пролетел по инерции еще метров двадцать, остановился, зарывшись копытами в землю, развернулся и приготовился ко второму заходу. Налитые кровью, бешеные глаза впились в человека, поднимающегося с земли. Аромат свежих конских потрохов бил ему в ноздри, пробуждая плотоядную жажду крови. Зверь сгруппировался и выстрелил, словно пушечное ядро полетел в цель, пуская по ветру нити слюны.

Стас, морщась от приступа колющей боли, поднялся на ноги и боковым зрением увидел несущуюся на него груду клыкастого мяса и шерсти. «Ну всё, пиздец!» — подумал он. Ноги как-то сами совершили поворот на девяносто градусов и уже приготовились втопить по полной, лишь бы унести бренное тело подальше от страшных бивней. Но мозг, очнувшийся от кратковременного шока, не дал им этого сделать. Стас остановился и вместо того, чтобы побежать, прыгнул в сторону. Как раз вовремя. Вепрь с безумным визгом пронесся в считанных сантиметрах от него, затормозил и, прочертив копытами многометровую борозду, остановился.

Получив несколько секунд передышки, Стас принялся быстро озираться по сторонам в поисках потерянного автомата. Возле перевернутой телеги валялись три ствола, два пустых и один с пятью патронами — снаряженный АК-74 куда-то задевался. В голове промелькнула мысль о ПБ и ноже, но была тут же отброшена ввиду своей утопичности.

Зверь принял боевую стойку и рванул вперёд. Стас сделал два шага влево, так, чтобы полумертвая лошадь оказалась точно за его спиной, замер на несколько страшных секунд, подпуская вепря поближе, и снова отпрыгнул.

Взбешенная зверюга пролетела на расстоянии вытянутой руки и с глухим, влажным стуком врезалась в многострадальную клячу. Пропоров бивнями лошадиное бедро, кабан кувыркнулся, перелетел через свою жертву и исчез на несколько мгновений в облаке пыли.

Стас бросился к телеге, схватил трясущимися от напряжения руками «сто третий» и, едва сквозь пыль проступил силуэт вепря, поднимающегося на ноги, выпустил в громадную хищную свинью все пять патронов. Силуэт дернулся и осел. Стас шумно выдохнул, опустил автомат и… увидел, как бурый, пыльный и окровавленный ком шерсти, окутывающий килограмм эдак четыреста мяса, медленно, но верно снова встает на ноги.

— Твою же мать! — почти с уважением в голосе протянул Стас, закинул «сто третий» за спину и подобрал с земли пустой трофейный «семьдесят четвертый».

Вепрь поднялся в полный рост и, слегка пошатываясь, не спеша двинулся в обход павшей лошади.

— Сейчас, — шептал Стас, доставая из разгрузки магазин. — Сейчас получишь.

Кабан вышел на стартовую прямую и сгруппировался для последнего рывка, роняя на песок капли густой темной крови. Защелка магазина мягко клацнула, лязгнул затвор. Кабан фыркнул, сдувая с рыла красную пену, и рванул.

Стас нажал на спуск. Струя горячих гильз ударила из экстрактора и полилась в лужицу свежей лошадиной крови, шипя и образуя вокруг себя густую вязкую пленку. Кабан несся навстречу свинцовому шквалу, за которым маячила цель. Тридцать пуль одна за другой входили в его голову, разрывая шкуру, мясо, хрящи, кости, мозг… А кабан все бежал. Он продолжал двигаться чисто рефлекторно. Головной мозг уже умер, а мышцы работали и работали, неся огромное тело вперед, к цели.

Последняя пуля вырвалась из ствола и вошла в раскрошенный кабаний череп. Стас шагнул в сторону, и зверь по сбивчивой петляющей траектории проскочил мимо. Его передние ноги резко подогнулись, и кабан, воткнувшись в землю раскуроченной мордой, проехал так пару метров, оставляя за собой влажную красную дорожку с клочьями шерсти.

Стас сменил магазин, подошел к истерзанной туше и, внимательно присмотревшись, сделал вывод, что признаки жизни в вепре наконец-то отсутствуют. Он хотел пнуть напоследок ботинком, но передумал. Не поднялась нога на этого мертвого гиганта — могучего, тупого и… беспредельно честного. Закинув за спину рюкзак и повесив на каждое плечо по два автомата, Стас окинул мрачным взглядом выпотрошенный труп лошади, вздохнул и отправился дальше.

Дорога оставалась совершенно безлюдной, если не считать самого Стаса, шагавшего уже битый час под тяжестью рюкзака и четырех автоматов. Проклятая пыль то и дело набивалась в глаза и в нос, хрустела на зубах. Как на грех, бок разболелся, встряска явно не принесла пользы сломанным ребрам. Стас остановился, снял поклажу и, вытирая испарину со лба, уселся на кочку у обочины, лицом к лесу.