Echo

Моё ухо раздражали звуки, похожие на «Чижа» — около третьего подъезда сидело кучка шершней и бренчали на «бобре». Я приостановился, с трудом закурил второй «Аполлон» и подхожу к ним: «Хули орёте, мудаки! Время уже одиннадцать!» Они заткнулись и стали расходиться. Я им вслед ещё благословил на весь двор. Захожу домой. — «А где Саша?» — спрашивает мать (он у меня же должен был ночевать — тебя-то как раз не было с ключом) — «Не знаю. А разве он не пришёл ещё?!» — «В чём дело?» (тут и батёк выходит) — «Мы как-то разбежались»… Получив подобный ответ вопросов на шесть, маман рассвирепела и провозгласила: «Идите Сашу моего ищите и без него не возвращайтесь!» Десять минут двенадцатого! Пошли обходить Шацкие. Батёк шёл посередине дороги, а я лазил по кустам и искал там тело О. Фролова, расшугивая при этом всех бабок на лавках дебелыми выкриками «С" а-ш" а!» К тому же, я опять же зачем-то взял собой ремень.

В поисках прошёл час. Батёк сказал, что устал и пойдём возьмём бутылочку, деньги я взял. Мы взяли и пришли на 2-ю Шацкую его пить. Смотрим: два мужика сидят уже в дуплет на подоконнике (низком) частного дома. Мы подошли, предложили им выпить. Они ушли. Оставили на окне два охуенных помидора и немного хлеба. Пили из горла (!), поскольку во мне уже сидело пол-литра, пить я не хотел, но, влив в глотку граммов пятьдесят, не продолжать уже не мог. Закончив 0, 5, мы пришли домой. Матери говорим: «Нету, наверно в ментуру забрали». А она нам и рассказывает всю историю: «Он уж здесь давно! Минуты через три как вы ушли, слышу звонок в дверь. Открываю — стоит: голый, босиком, ну то есть в носках, в разорванных трусах и каком-то рабочем халате, очень грязном, весь в репьях! Боже ты мой! Где ж, говорю, тебя черти носили, и где одежда твоя?! Он плечами пожимает, улыбается и заваливается в квартиру. Нет — сначала робко так говорит: «Можно?», и лезет. Я вообще, говорю, в шоке, Фролов, от тебя. А он всё: «Тёть Леночка, тёть Леночка, простите меня!» и чуть не плачет. Мне его стало так жалко… Я говорю: раздевайся, вернее, одевайся и ложись спать. Он заходит в твою спальню и тоже в шоке: «А Саша где?» Так они же, говорю, Саша и Саша-старший, пошли тебя искать. Тут он мгновенно взъерепенился, надевает опять халат, пойду, говорит, искать их. Я его схватила, на раскладушке прижала. Куда, спрашиваю, ты пойдёшь-то такой? А он: сейчас, говорит, по периметру обойдём. По какому периметру? И ни в какую — пойду и всё! Я его насильно удержала, мы тут дрались буквально-таки… Вон он спит — опять в позе сфинкса». Мы удохли радикально, а когда рассмотрели халат — ещё радикальней. Выбросить всю одежду — кроссовки, джинсы, майку, изорвать трусы (они были практически изорваны в клочья) и прям в таком виде идти по городу! А где же он халат-то взял?! Потом вместе с О. Фроловым мы восстановили, что он рванул на Полынки (а это совсем другой конец города, но, как вы знаете, для бешеной собаки сто вёрст не крюк), лазил там по разным маргиналиям, пока не забрёл на обувную фабрику, где мы в том году недолго работали. Его узнали рабочие и дали халат. Оттуда через весь центр города он шёл пешком, так как троллейбусы ходят до одиннадцати. Но это суть только догадки. Вполне возможно, что он был не там, а на АРТИ, где мы тоже работали (но это значительно ближе, и тоже токо несколько дней!) — он только помнит, как они умилились и дали халат. На другой день я часов до двух не мог встать, О. Фролов сидел смотрел «Солярис» по телевизору, я заставлял его подтаскивать воды, а потом и чифира, а потом и свои штаны и его халат. Халат был стильный — тёмно-синий, без пуговиц, весь в каком-то мазуте и грязи, штаны оказались тоже непригодны и с них потерялся ножичек с ключами. Мы облачились в новое (О. Фролов выглядел как кловун в моих ботинках и подвёрнутых джинсах), отпились чаем, поели плавленых сырков у ларька… Отгадай, что мы сделали с деньгами, которые мать дала на еду и на пиво и куда и зачем мы пошли…

Я весь укатался.

— Как ни странно, — совсем излишне пояснял Саша, — мы, сэкономив таким образом как раз на литрушечку, пошли на поиски ключей как раз в маргиналии… О. Фролов всю дорогу ныл, предвкушая. Не базарь, говорю ему я, а то будет как вчера! Ну вот и всё, дальше ты знаешь сам.

Часов только в одиннадцать проснулась, расшторила окна, посмотрела на сморщенную от света Светку (но ещё спящую), включила потихоньку Дельфина, ещё раз проверила, не валяется ли на виду что-нибудь из вчерашних причиндалов, отпёрла дверь и пошла в туалет, а потом варить кофе.

На столе записка: «Буду в обед, часа в 2. Вынеси мусор. Батон мне пришлось купить утром, осторожнее тостером, он замыкает». Это мамочка. Ксю подставила маркером жирную «С» сверху, плюнула на бумажку, ещё раз, ещё — пока писанина не расплылась, скомкала и выбросила в ведро.