Echo

Ой, давайте наверно её разопьём! Ни разу не пил такую, — паясничал О. Фролов.

Иди, долбак, поставь первый альбом «Корна» перематываться! — принуждала непотребноя Репа.

Зачем?

Кассета перематывается полторы минуты, а выпить нам всего по стаканчику и достанется. Вы ведь уже в гавно, ребята?

Нет, мы евреи!

Когда они уже легли, утомившись, прижавшись друг к другу, Ксю начала плакаться и извиняться.

Я наверно покончу с собой, у меня вообще что-то не того… Я не могу так жить, я постоянно думаю об этом, только об этом… и больше не могу ни о чём… я пытаюсь… я пыталась как-нибудь… но всё равно… я схожу с ума. Ничего не могу с собой поделать… я умру… и тебя втянула, дура, прости меня… я умру…

Тебе надо обратиться к врачу, но сначала рассказать родителям…

Что я им скажу?! что каждую секунду думаю: какой бы предметик побольше засунуть себе в жопу?! что хочу кого-нибудь изуродовать, что сплю со своей подругой?!

Она потянулась к сумочке, закурила.

Тут вроде нельзя курить.

Всё равно.

Дай тогда и мне.

Помоги мне…

Они курили, пуская дым в потолок, Светка ёрзала — Ксюхины пальцы задумчиво исследовали внутреннюю поверхность её бёдер.

Что-то у меня всё замутилось совсем от курева, — сонно пролепетала Ксю, бычкуя сигарету, — я сплю… не могу, конечно, успокоиться, я вообще мало сплю… может тебя ещё попросить… насчёт попы… нет, не надо… надо спать… давай спать, Светка, моя любовь… я сплю…

Она отодвинулась, закрыла глаза и вроде засыпала, погружалась в сон.

Светка вдруг подкатилась к ней, прислонилась, целуя в подбородок и шепча: «Давай и ты меня».

Я…я… спать надо…

Я тебе не отказала! проснись, ну.

Не надо…

Давай, Ксю, только не туда, а туда.

Фу, отвали!

Больно ведь…

Больно?! Ты чё, дура! И гондонов больше нет — этим не советую, он чуть-чуть запачкался. Если хочешь, конечно, иди в сортир помой его… а вообще лучше спи…

Светка улеглась, размышляя, поводя пальчиком по своей влажной промежности.

Ладно, Ксю, давай туда… — обречённо вымолвила она, приподнимаясь, выгибая спинку…

Ксю мгновенно взбодрилась и действовала резво и страстно.

Только не вздумай орать или срать, я всё сделаю как надо — всё будет оф’кей: деликатно, но понтово. Может лёжа, а то сил нету…

Неудобно… и … я хотела… целоваться…

Да нет проблем: на живот ложишься, я на тебя…

Ну и как же? Ведь надо лицо…

Ты чё не разу что ль не трахалась в ж… в этой позе?! Голову только чуть повернёшь набок, и я тебя зацелую. Правда особо хорошо таким большим членом не прожаришь — надо его использовать на всю длину. Ляг на спину, колени повыше, прямо к груди — я на тебя и можем целоваться… если хочешь, конечно…

Хочешь! сама не знаю, что делаю… Как мне потом тебе в глаза смотреть?.. а себе?..

Пошла ты! Я тебя сейчас изнасилую! Закрой глаза, рот открой, высуни язык, расслабься… Я сказала: расслабься! как ты не крути, а вот эта штука полностью будет в тебе — сама захотела!

Мы пошли на кухню воспринимать от змия «Яблочко».

Да ты ж, дядильня, там остался, — удивляюсь я Саше.

Это всё Миша. Я уж спать лёг там на лавке, у какой-то бабищи укуренной отобрал куртку, сунул под голову и уснул. Чувствую — кто-то тормошит меня, смотрю — Миша. Ты откуда, говорю. С профессиональной коммандировки — как всегда. (Миша профи по части многочисленности половых связей.) Мы пошли в бар, разбудили там всех, заказали по соточке и по бутилочке пивца. А Миша, конечно, раскуриться хочет. А деньжат-то дай бог на один костыль хватило бы, и О. Фролов уже ушёл. Ты чё, говорю, Миша, все дилеры уже спят давно. Но Миша и за пионеркой на коленях на Полынки поползёт. Вот тот чувак, говорит, курит. Ну и что, говорю, баран, ты его знаешь?! Миша мялся, мялся, — сам подходит к чуваку и начал окучивать. Тот наверное сам уж пришибленный — дает Мише — прямо забитый джойнтик достался — мы вышли на улицу (заодно и поссать на свежем воздухе), размочили и тут у Миши сорвало крышку. Пойдем, говорит, у меня тут знакомый живёт, возьмём бабосов — хоть выпить. Мы дошли до Комсомольской, повернули где 1-я Шацкая — уж совсем около моего дома. Я говорю: эй, друг, ты не ко мне случайно собрался?! Нет, говорит, тут сейчас арка будет, заход во двор, там девятиэтажка белая, на первом этаже аптека. Я говорю: арка есть, только не тут… Спрашиваю: как улица называется? Он сказал — я весь удох, говорю: ты что, Миха, с катушек слез, тут таких улиц отродясь не было. Миша подумал, почесал репу, сам вдруг весь удох и говорит: блин, а я думал, что мы в Нижнем, а мы в Тамбове, да?! Во дурак! Так и пришлось вот к вам идти, правда мы думали, что вы давно спите, а они захреначивают!

Пока Санич повествовал, Миша засасывал что-то из бумажки в «Приму».