– Вы с ума сошли? О чем вы толкуете? Колдовство, духи, заклинания. – Я спохватился: – Постойте, вы же говорили, что мельник…
– …ни при чем. Это так. Бедолага умер окончательно и бесповоротно.
– Нет, ну все. Я ухожу. – Я решительно направился к выходу, но обманчиво спокойный голос остановил меня у самого порога:
– А я-то надеялся, вы мне поможете.
– В чем? – я обернулся. – Нужно найти и наказать убийцу, а не играть в волшебников.
– Убийца не проблема. Инспектор Гаррисон уже к утру назовет вам имя, но сами убийства не прекратятся, Филипп. Помогите, другого такого человека, как вы, мне не найти.
– Что вы собираетесь предпринять?
– Ничего особенного. Останетесь – увидите, – Джулиус приподнял уголок губ в подобии дружеской улыбки.
Я сколь угодно долго мог убеждать себя, что дело не в откровенной лести, и не в примитивной наживке «останетесь – увидите», и уж тем более не в том, что я хоть на секунду поверил в эту мистическую чушь. Однако я остался, чтобы своими глазами все увидеть, а после сказать: «Ну я же был прав!»
Ждать пришлось долго – целых восемь часов. Констебль, ранее отосланный со своего поста, принес нам обед и снова удалился, но Джулиус к еде даже не прикоснулся, обмолвился лишь, что это собьет физический настрой. Спустя первые четыре часа я искренне пожалел о собственной сговорчивости:
– Разговаривать вам тоже нельзя?
– Отчего же, можно.
– Тогда почему молчите?
– Вы ни о чем не спрашиваете.
Я приуныл – все равно от него не дождешься вразумительных ответов. Однако подумав немного, все же задал волновавший меня вопрос:
– Зачем я вам нужен?
Джулиус пошевелился на стуле, отчего луч заходящего солнца упал на его лицо, придавая густо-коричневым глазам медный блеск.
– Чтобы меня спасти. – Он посмотрел в окно. – Солнце садится. Слушайте меня, пожалуйста, внимательно. От того, все ли вы сделаете правильно, зависят моя жизнь и жизни невинных людей.
Я пообещал быть внимательным. Джулиус продолжил:
– Я подготовлю все к ритуалу призыва и войду в транс. Что бы вы ни увидели и ни услышали, Филипп, как бы ужасно это ни было, не убегайте. Как только начнет затухать последняя свеча, разбудите меня, каким угодно способом. Я должен прийти в себя до того, как свечи погаснут. Вам все ясно?
– Ясно, но… Вы ведь это уже делали?
– И не раз.
– Кто же был с вами до меня?
Джулиус задумчиво пошевелил губами и просто сказал:
– Кошка.
Я не понял, смеяться или плакать.
– Кошка? Но как? Что с ней стало?
– Кошки, Филипп, очень умные и чувствительные существа, но, увы, не вечные. Милли умерла от старости.
Оставшееся время я размышлял о том, что призван сегодня заменить почившую кошку. Оптимизма это не прибавляло.
Я окончательно пал духом, когда Джулиус резво подскочил со стула и хлопнул в ладоши:
– Пора!
Он задернул шторы и повернулся ко мне:
– Сядьте вон на тот стул и наберитесь терпения. Если заснете – нам обоим конец.
Это «нам» не укрылось от моего внимания. Теперь неясная угроза нависла и над моей головой. Я послушно сел и стал наблюдать.
Джулиус скинул пиджак, оставшись в темно-сером жилете и белой накрахмаленной рубашке, и без стеснения опустился на четвереньки. Мелком, извлеченным из недр чемоданчика, он старательно, словно школьник на грифельной доске, прорисовывал едва видимые в сумраке знаки по краям уже начерченного кем-то круга. Изредка мужчина отстранялся, любуясь делом своих рук, и пояснял:
– Я замкнул круг вызова в нескольких местах так, чтобы в него можно было попасть, но самостоятельно выбраться нельзя. Если бы вы хоть что-нибудь понимали, то непременно оценили бы гениальную простоту моей затеи.
После этого Джулиус расставил по углам звезды пять коротких толстых свечей неожиданно белого цвета, в то время как я, признаться, ожидал черного или красного. Впрочем, я мог ориентироваться лишь на бульварные романы средней руки. Мне о многом хотелось спросить, но, предвидя такой поворот, Джулиус приложил палец к губам и, запалив по очереди все свечи, торжественно вошел в круг.
Сердце мое замерло.