Джон Р. Р. Толкин. Письма

Упоминание об «изобретении Языка», как мне кажется, вышло несколько путаным. Я сам виноват, что упомянул мимоходом о сложных материях и личных теориях, о которых вообще лучше не заводить речи, если не излагаешь их подробнее, нежели оно уместно (или интересно) в подобной статье. Вообще-то данный вопрос к делу особенно не относится: придумывание языков для забавы — распространенное явление среди детей (я некогда написал об этом статью, под названием «Тайный порок»), так что в этом отношении я не исключение. Процесс порою перетекает и во взрослую жизнь, но только тогда обычно держится в секрете; хотя слышал я о случаях, когда такого рода язык{То есть язык, который придумывается в первую очередь удовольствия ради. Я не говорю о всевозможных видах слэнга, блатных языках, воровском арго, Notwelsch [Тарабарщина, галиматья (нем.). — С. Л.] и тому подобном. — Прим. авт.} использовался целой группой (например, в псевдорелигиозном обряде).

В вашем абзаце есть недостающее звено, для сути более важное (как мне кажется), чем то, что я сказал или должен был бы сказать, о «придумывании». А именно: как лингвистические построения приводят к вымышленной истории? Так что, думаю, этот отрывок станет понятнее, если написать примерно так: «Вымышленные истории возникли из пристрастия Толкина к придумыванию языков. Он обнаружил, подобно многим другим, кто доводит такого рода «придумки» до некоторой степени завершенности, что языку требуется подходящее обиталище и история, в рамках которой он мог бы развиваться».

«Придумывая язык, — говорит он, — вы более или менее ловите его из ниоткуда, из воздуха. Вы произносите: «бу-у», и это что-то значит».

Конечно же, я уже не помню в точности, что именно я сказал, но то, что здесь написано, кажется мне странным, поскольку я не верю, чтобы я намеренно стал бы говорить вещи, противоречащие моим продуманным убеждениям. Я насчитаю, что придумщик ловит шумы из воздуха. Если это и прозвучало, то лишь как разговорное «упрощение», возможно, понятное в контексте беседы, но не в обезличенном печатном тексте: имелось в виду, что он артикулирует некую последовательность звуков наугад (насколько сам он сознает), но при этом, конечно же, звукосочетание обусловлено его лингвистическим «багажом» и бесчисленными нитями связано с другими похоже звучащими «словами» в его собственном языке и любых других, ему известных. И даже так, скажи он «бу-у», это ничего не будет значить. Никакие голосовые шумы ничего не значат сами по себе. Смысл в них вкладывает человеческое сознание{Пример тому — мой «хоббит». Отсюда явствует, сколь специфична подобная атрибуция в каждом отдельно взятом случае (зачастую она не ясна даже самому производителю «шумов», а другим ее и вовсе не отследить). Если бы я приписывал смысл восклицанию «бу-у», в данном случае на меня бы повлияли не слова, содержащие элемент bu, из многих других европейских языков, но рассказ лорда Дансени (прочитанный много лет назад) про двух идолов, установленных в одном и том же храме, по имени Чу-Бу и Шимиш. Если бы я когда-либо и воспользовался этим «бу-у», так в качестве имени для какого-нибудь нелепого, тучного, самодовольного персонажа, мифологического или человеческого. — Прим. авт.}. Порою это происходит невзначай, зачастую по случайной (нелингвистической) ассоциации; или в силу ощущения «фонетической адекватности» и/или в силу индивидуальных предпочтений определенных фонетических элементов или комбинаций. Последнее, естественно, наиболее очевидно в личных придуманных языках, поскольку такова одна из их главных целей, осознанных или нет: реализовать эти пристрастия. Именно эти предпочтения, отражающие врожденный лингвистический вкус индивидуума, я и называю его «родным языком», хотя «врожденный лингвистический потенциал» звучало бы точнее, поскольку реализуется он нечасто, даже в модификациях «первоусвоенного» языка, языка его родителей и страны.

Средиземье…. по духу соответствует нордической Европе.