Проблема заключалась в том, чтобы поставить его в известность, не вызвав скандала. Мы вскоре обнаружили, что в этом нет необходимости: Бруно уже был осведомлен о наших планах дезертирства своим личным шпионом Георгом Штернером, гарсоном, который сопровождал нас от самой Англии в аллановском миниавтобусе. Сначала мы думали, что герр Штернер — свой человек, но вскоре по прибытии в Гамбург его поведение изменилось. Он был солидного роста, и я частенько видел, как люди пониже становились его жертвами. Помимо того, что он был одним из лучших вышибал у Бруно, он выполнял также роль переводчика и посредника между ним и БИТЛЗ. Он шпионил за нами для своего хозяина, в то же время прикидываясь нашим приятелем.
Кошмайдер метал громы и молнии. Он вызвал нас к себе, — не нужно было переводчика, чтобы понять, что он взбесился и отказывается платить нам больше, к тому же Пол и я уже довольно бегло говорили по-немецки. Угрозы сыпались, как из пулемета.
— Я вас пристрелю! — грохотал он.
Собирался он это сделать действительно или нет, — угроза была воспринята серьезно. Он намекал на одну «ужасную» банду наемников, всегда готовую со своими дубинками, ножами и другими игрушками в том же роде сослужить ему хорошую службу.
— Если вы от меня и уйдете, вы никогда не будете играть в «Топ Тене»! — сказал он с угрожающим видом. — Понимайте как хотите, но помните: мои парни умеют создавать проблемы!
Он пообещал нам, что мы, как минимум, «кончим переломанными пальцами»! Его приспешникам, как мы прекрасно знали, не составило бы никакого труда переломать и ноги кому угодно по его просьбе. У нас не было выбора: нужно было рискнуть; в то же время мы успокаивали себя тем, что даже Бруно не настолько сумасшедший, чтобы отослать нас обратно в Ливерпуль в гробах. В тот момент мы тоже были очень злы. Когда он объявил нам, что разговор окончен, не пожелав принимать никаких ультиматумов, Леннон заорал в бешенстве:
— Плевать мы на тебя хотели! Мы уходим в «Топ Тен»!
Больше не оставалось никаких вопросов, жребий был брошен. Эти последние дни в «Кайзеркеллере» были богаты событиями. Для начала я получил возможность отомстить шпиону Георгу Штернеру. Однажды во второй половине дня, во время репетиции — «Кайзеркеллер» был закрыт — мы привели с собой двух девочек. Утроили обычное веселье, за которым с интересом наблюдал Штернер. Потом девочки принялись танцевать, и я отплясывал рок-н-ролл с одной из них. Это пришлось Штернеру не по вкусу.
— Хватит скакать! — приказал он грубо.
— Минуточку! — бросил я ему, — кажется, наше свободное время не находится под твоим наблюдением!
Он влепил оплеуху другой девице, чтобы она ушла, и тут я взорвался:
— Ах ты, педик проклятый!
Я обвинил его в наушничестве, и в том, что он прикидывался нашим другом, одновременно донося на нас Бруно:
— Придется тебя отделать немножко!
Сведение счетов было неизбежным, если не со мной, то с кем-нибудь другим из нас. Я расплющил его в блин, за что получил от Бруно 5 фунтов также, как и другие БИТЛЗ, — чтобы мы «соблюдали конспирацию» насчет штернеровской неудачи.
После столкновения со Штернером, копы вдруг стали проявлять повышенный интерес к Джорджу Харрисону: они обнаружили, что ему всего семнадцать лет. Он получил приказ возвращаться к себе в Ливерпуль, поскольку был слишком молод, чтобы посещать Сент-Паули.
Он покидал нас, чуть не плача, совсем как маленький потерянный ребенок; создавалось полное впечатление, что после всего происшедшего кто-то «накапал» на него в полицию.
Тем не мене, ничто не могло помешать нам перейти в «Топ Тен», потому что нас все-таки было четверо, благодаря верности Стью. Трое из нас должны были со всей возможной осторожностью осуществить план переезда из «Бамби Кино» на новую квартиру. Леннон первым собрал пожитки и отплыл в направлении нашего нового порта приписки, находившегося в нескольких шагах, на Репербане. Ему удалось прибыть туда без всяких происшествий, и в многоярусной спальне, которую мы должны были разделить с Тони Шериданом, он завладел нижней кушеткой двухэтажной кровати.