Эта ломовая лошадь, как все остальные лошади, как вообще все животные, включая человека, ослеплена жизнью, все чувства ее притуплены. Она будет жить, какой бы ценой ей ни приходилось расплачиваться за это. Жизнь хороша, несмотря ни на какие страдания, жизнь хороша, несмотря на то, что всегда завершается гибелью. Вот какого рода истины необходимы если не для вселенной, то для населяющих ее живых существ, чтобы они могли вынести жизнь, пока не умрут. Такого рода истины, как бы ошибочны они ни казались, — разумные и нормальные истины, которые должно исповедывать все живое, чтобы не погибнуть.
Одному только человеку из всех животных дана привилегия мыслить. Человек силой своего разума может проникнуть в обманчивую видимость вещей и стать лицом к лицу со вселенной, холодно и равнодушно взирающий на него и его мечты. Он может сделать это, но тем хуже для него. Чтобы жить полной кипучей жизнью, чтобы быть жизнерадостным, то есть быть таким, каким он создан, нужно быть ослепленным жизнью и притупленным ею. Но что хорошо, то и истинно. И только этот род истины, эта правда, хоть она и ошибочна, — единственное, что должен исповедовать человек. Только подобного рода истиной он и должен руководствоваться в своих поступках, с непоколебимой уверенностью, что это единственная истина и другой не существует. Человеку следует принимать за чистую монету обман ума и чувств, насмешки плоти и сквозь туманы чувственности преследовать неуловимые лживые призраки страсти. Ему лучше не замечать мрачных сторон жизни, ее пустоты и не слишком копаться в собственной алчности и похоти.
Человек так и поступает. Тысячи мельком заглянули в лицо тем, другим истинам высшего порядка и отступили перед ними. Множество людей прошли через тяжкую болезнь и, оставшись жить, сознательно постарались забыть о ней и не вспоминать до конца своей жизни. Они остались жить и поняли смысл жизни, ибо жизнь в этом и заключается. Они поступили правильно.
Но тут является Джон Ячменное Зерно и налагает свое проклятие на одаренного воображением человека, страстно любящего жизнь и жаждущего жить. Ячменное Зерно посылает ему свою Белую Логику, посеребренного вестника высшей истины, антитезу жизни, жестокую и холодную, как надзвездные пространства, бестрепетную и замороженную, как абсолютный нуль, сверкающую инеем неопровержимой логики и незабываемых фактов. Ячменное Зерно не хочет, чтобы мечтатель грезил и живущий жил. Он уничтожает рождение и смерть и распыляет в прах парадокс бытия, пока жертва его не возопит, как в «Граде страшной ночи»:
И тот, кто попал в тенёта Ячменного Зерна, вступает на путь смерти.
Глава XXXVI
Вернемся к моим личным переживаниям, к влиянию, которое оказала на меня в то время Белая Логика Ячменного Зерна. Я живу на своем прелестном ранчо в Лунной Долине. После многих месяцев отравления алкоголем мой мозг насквозь пропитан им, а я сам подавлен мировой скорбью, которая всегда была наследием человека. Тщетно стараюсь я понять причину этой тоски. Я ни в чем не нуждаюсь. Крыша моя не протекает, и я имею возможность удовлетворять малейшие капризы своего аппетита. Пользуюсь полным комфортом. Физически я совершенно здоров, не испытываю ни болей, ни страданий. Мой налаженный механизм работает без сучка и задоринки. Ни мозг мой, ни мускулы не переутомлены чрезмерной работой. У меня есть земля, деньги, влияние, слава, сознание, что я вношу свою лепту в дело служения ближним, любимая жена, дети — плоть от моей плоти. Я выполняю свой долг гражданина. Я выстроил на своем веку много домов, вспахал много сотен акров земли и насадил тысяч сто деревьев. Из каждого окна своего дома я вижу эти посаженные мною стройные деревья, поднимающиеся ввысь, к солнцу.
Моя жизнь сложилась счастливо. Вряд ли из миллиона людей наберется сотня, которой так повезло бы в жизни, как мне. И однако, несмотря на удачи, которые не покидают меня, я тоскую. И тоскую потому, что со мной Ячменное Зерно, а он со мной потому, что я родился в темную эпоху, как назовут это время наши далекие потомки, в эпоху, предшествовавшую разумной цивилизации. Ячменное Зерно со мной, потому что во все неразумные дни моей юности он был доступен для меня. Он манил и призывал меня на каждом углу и на каждой улице. Псевдоцивилизация, царившая в эпоху, когда я родился, разрешала открывать лавки для продажи отравы души. Жизнь была так устроена, что меня и миллионы мне подобных тянуло, увлекало и заманивало в кабак.