Джон ячменное зерно. Рассказы разных лет

При этом я, как и прежде, не чувствовал никакого влечения к алкоголю. Во мне было еще слишком много чудесной веры, я жил в слишком приподнятом настроении. Я был социалистом, стремился избавить человечество от всех зол, и алкоголь не мог вызвать и тени того восторженного подъема, который давали мне мои идеалы. Мой голос, подкрепленный литературными успехами, казалось, приобрел еще больше веса. По крайней мере, писательская слава собирала мне более многочисленную аудиторию, чем моя репутация оратора. Я стал получать приглашения от клубов и всевозможных организаций с просьбой публично изложить свои идеи. Я боролся за правое дело, продолжал учиться и писать, и вся эта работа целиком поглощала меня.

До этого времени у меня был лишь очень ограниченный круг знакомых, но теперь я стал понемногу бывать в обществе. Меня часто приглашали в гости, особенно на обеды, где я знакомился с множеством людей, материально более обеспеченных, чем я. И многие из них пили. Они пили не только в гостях, но также у себя дома и угощали меня, когда я приходил к ним. Ни одного из них при этом нельзя было бы назвать алкоголиком: они пили умеренно, и я следовал их примеру как их гость и приятель. Я не стремился пить, не испытывал к вину никакого влечения.

Теперь у меня был свой дом. Когда человека приглашают в гости, он, естественно, должен принимать и у себя. Это один из признаков моего улучшившегося благосостояния. Поскольку в гостях меня всегда угощали вином, то мне не оставалось ничего другого, как угощать своих друзей тем же. Поэтому я завел у себя запас пива, виски и красного вина, который с того времени уже не переводился в моем доме.

И тем не менее, в течение всего этого периода я не испытывал ни малейшего влечения к алкоголю. Я пил, когда пили другие, за компанию, и так как мне было безразлично, что пить, я подражал другим. Если все пили виски, пил виски и я; если все пили пиво, я тоже пил пиво. А когда в доме не было гостей, я не брал в рот ничего хмельного. В моем кабинете всегда стоял графин виски, но я месяцами, а то и годами не испытывал желания выпить в одиночестве.

Обедая в гостях, я с удовольствием ловил ласковый, приветливый блеск предобеденного коктейля, он казался мне очень приятным и заманчивым. Однако высокое напряжение жизненной энергии и душевный подъем, не покидавший меня, давали мне возможность прекрасно обходиться и без него, так что у себя дома, когда садился за стол один, никогда не считал нужным выпить перед обедом коктейль.

С другой стороны, я помню одного очень интересного человека, постарше меня, который часто заходил ко мне побеседовать. Он любил виски, и мы часто, бывало, просиживали с ним целые дни, опрокидывая рюмку за рюмкой, пока оба не начинали чувствовать на себе действие алкоголя. Но почему же я делал это? Не знаю, должно быть, под влиянием старой привычки и по примеру прежних дней и ночей, когда я подростком сидел со стаканом в руке среди пьющих.

Кроме того, я больше не боялся Ячменного Зерна. Я находился в той чрезвычайно опасной стадии сближения с ним, когда человек склонен считать себя его господином. Это убеждение находило себе подтверждение в том, что я сумел отказаться от вина в долгие годы труда и учения. Я мог по желанию пить или отказываться, или пить не напиваясь, а главное — я ясно сознавал, что не чувствую склонности к вину. В этот период я пил исключительно по той же причине, по которой напился в свое время с гарпунщиком Скотти и устричными пиратами. Так поступали мужчины, перед которыми я тоже желал показать себя мужчиной. Все эти блестящие люди — искатели приключений в области интеллекта — пили. Прекрасно. Почему же мне не пить вместе с ними? Ведь я был так уверен, что мне нечего опасаться алкоголя.

Так продолжалось несколько лет. Иногда я порядком выпивал, но такие случаи были редки. Они нарушали мою работу, а я этого не хотел. Я помню, как провел несколько месяцев в Лондонском Ист-Энде, работая над своей книгой. Мне приходилось большей частью вращаться там среди худших подонков низших классов, причем я несколько раз напивался и очень злился на себя за это, ибо алкоголь нарушал ход моей работы. Однако и тут я поддался хмелю лишь потому, что, вступив на путь приключений, не мог избежать встречи с ним.

Бывали и такие случаи, когда я, полагаясь на свое долгое знакомство и близость с Ячменным Зерном, принимал участие в пьяных состязаниях с другими мужчинами. Конечно, это случалось лишь на пути приключений в различных частях земного шара и вызывалось только моим самолюбием. Какие странные формы принимает иногда самолюбие — оно заставляет человека пить лишь для того, чтобы показать другим, какая у него крепкая голова. Однако это странное самолюбие существует не только в теории, оно — непреложный факт.