Словом, Джимми пока удалось настоять на своем — он ежедневно ходил в город, раздавал листовки, держал фонари на уличных митингах, во время которых часть собравшихся шумела и гикала на социалистов, а остальные их защищали, так что в конце концов, чтобы предотвратить свалку, приходилось вмешиваться полиции. Это было время, когда воинственно настроенное большинство депутатов старалось протащить через сенат объявление войны Германии, а горсточка пацифистов, устроив в самые последние часы сессии обструкцию, задержала решение на несколько недель. Поведение пацифистов оценивалось в зависимости от того, кто о них говорил. Президент порицал их за «безнадежное упорство», газеты Уолл-стрита требовали предать их суду Линча, а Джимми и его единомышленники считали их героями, друзьями человечества, возмущаясь, что президент, переизбранный всего четыре месяца назад исключительно благодаря голосам пацифистов, благодаря тому, что он стоял на пацифистской платформе, теперь втягивает Америку в войну и осуждает людей лишь за то, что те, видите ли, придерживаются его же собственных прежних убеждений!
Но тут произошло новое событие. Спустя три дня, в течение которых всякое сообщение с Петроградом было прервано, пришло известие, взбудоражившее весь мир: царь низвергнут, и русский народ свободен! Джимми не верил своим ушам—он словно помешался от радости. Придя на собрание, он застал своих товарищей в таком ликовании, как будто отныне им принадлежал весь мир. Вот оно — то, что социалисты без устали проповедовали все эти тяжелые, мучительные годы, подвергаясь насмешкам, ненависти, преследованию,— социальная революция, которая стучится в ворота мира! Теперь очередь за Австрией, а там и за Германией, Италией, Францией, Англией, и так революция доберется до Лисвилла! Повсюду народ станет хозяином того, что принадлежит ему по праву, и война и тирания исчезнут, как тяжелый кошмар!
Ораторы один за другим поднимались с мест, чтобы возвестить это светлое будущее. Пели «Марсельезу» и «Интернационал», а присутствовавшие на собрании русские обнимались, и слезы катились у них по щекам. Решили устроить массовый митинг: лисвиллцы должны знать об этом историческом событии, а сами социалисты — еще более решительно бороться против войны. Теперь, когда социальная революция стучится в ворота мира, какой смысл Америке поддерживать милитаризм?
Джимми принялся за дело с удвоенным пылом. Теперь агитация поглощала все его время. Найти работу было, очевидно, делом безнадежным, и Джимми махнул на это рукой. Владелец лавки на перекрестке, относившийся с неприязнью к убеждениям Джимми, отказал ему в кредите, и бедной Лиззи пришлось, несмотря на все свои клятвы, снять чулок с правой ноги, распороть повязку и извлечь один из драгоценных двадцати долларовых билетов. Их светло желтый цвет потускнел, и они теперь совсем не хрустели, но тем не менее хозяин лавочки охотно взял бумажку. Воспользовавшись случаем, он дружески предостерег Лиззи об опасности, грозящей ее мужу. Пусть она уговорит его, пока не поздно, попридержать язык. Нет, бедная Лиззи больше не хотела быть пацифисткой, и снова начались слезы и причитания на груди у мужа.
III
Но Джимми не уступил, и Лиззи послала письмо старому Питеру Дрю с просьбой приехать помочь ей в ее горе. Старый фермер запряг свою клячу, приехал и битых два часа беседовал с Джимми, причем он толковал об Америке, а Джимми ему — о России.
— Выходит, что Америка должна ползать на брюхе перед кайзером? — возмущался фермер.
Джимми возразил, что кайзера, мол, тоже свергнут, как свергли русского царя. Русские рабочие указали путь, и уже теперь рабочие нигде не станут гнуть шею под ярмом рабства. Да и в так называемых республиках, во Франции, управляемой банкирами, и в Америке, управляемой Уолл-стритом, рабочие тоже усвоят уроки революции!
— Но ведь американский народ и так может всего достигнуть,— горячился старый фермер.— Стоит только голосовать за...
— Голосовать? — яростно перебил его Джимми.— Голосовать, чтобы потом какая-нибудь паршивая политическая банда, вроде нашей лисвиллской, не посчитала наши голоса? Нет, вы уж лучше мне про голосование и не говорите: стоило мне переехать в другой район, как я потерял право голоса,— потерял, потому что потерял работу. Выходит, что, голосовать мне или нет, решает старикан Гренич! Целых две трети рабочих «Эмпайра» не голосуют по той же причине. Да что и «Эмпайр» — половина всех неквалифицированных рабочих в стране не голосует, потому что у них нет дома, ничего нет.
— А как же вы будете избирать ваше рабочее правительство? Разве но. при помощи голосования?
— Понятно, при помощи голосования. Только сначала мы выгоним капиталистов. У них не будет денег подкупать политические партии, не будет газет и типографий, чтобы врать про нас. Взять хотя бы этот лисвиллский «Геральд»: врет почем зря, а мы не можем сказать о себе ни слова правды.