Дженни. Томасина. Ослиное чудо

Я-то знаю, кого она ждёт и высматривает, и ещё больше хочу погубить Рыжебородого.

Погибель ему я создаю, когда Лори сидит и ткёт, а я лежу у печки, подобрав лапы, и гляжу на неё сквозь приоткрытую дверь. Дело в том, что занятия наши подобны друг другу.

Станок стоит в пустой, белёной комнате. За окном — лес и ручей, и однажды я видела, как из лесу вышла косуля и положила на подоконник голову. Лори остановилась на минуту, и они поглядели одна на другую так нежно, что я чуть не лопнула от ревности. Я не могу вынести, когда Лори служит кому-нибудь, кроме меня.

Днём, пока светло, солнце заливает комнату, и всеми цветами сверкают мотки пряжи, которые ей приносят фермеры, чтобы она соткала пледы и плащи. Цвета прямо поют и пляшут, а ярче всего сверкают медные волосы. Сосредоточенно глядя на нитки, моя Лори ткёт пёстрые полоски, пальцы её летают, а я лежу у печки и сплетаю нити погибели моего рыжебородого недруга.

Творить чью-то судьбу — всё равно что ткать. В основу характера — гордыни, жадности, привычек, нетерпимости, тоски, веры, любви и ненависти — мы вплетаем нити случая, нити чужих жизней, встреч с чужими, со своими, с молодыми и старыми, с виновными и невиновными, нити случайных слов и слов сердитых, о которых потом жалеют, нити забытых вещей, забытых дел, дурных настроений.

Это нелегко. Последний раз я сплела погибель смертному четыре тысячи лет назад. А сейчас мне мешают какие-то силы. Их особенно много в комнате Лори.

Лори ткала, пальцы её сновали, и вдруг, схватившись за раму, она посмотрела в отчаянии и страхе и крикнула:

— Кто же я? Что со мной? Что с моим сердцем?

Меня охватила чёрная ревность, такая жестокая, что я выпустила нить. Я побежала к Лори и потерлась о её ноги. Она рассеянно погладила меня, но смотрела всё так же вдаль; и я рванулась к печке, села спиной к двери.

Птицы умолкли; Питер, наш шотландский терьер, заскулил и затрясся; Вулли и Макмёрдок распушили хвосты и ушли куда-то; Доркас не умывала котят, но нетерпеливо била их лапой, когда они пытались от неё отойти. Небо покрылось тучами; я знала, что стемнеет рано.

Я гордо встала и подняла хвост. Всё это сделала я. Я знала, что этой же ночью мне уже не придется делить Лори ни с кем.

Вдруг в сгущающейся полумгле зазвонил колокольчик — так громко, что эхо прокатилось по всей лощине. Галка вскрикнула и улетела, тревожно хлопая крыльями. Питер жутко залаял, а потом заскулил. Застучали Лорины шаги. А я, Баст, богиня и владычица, почувствовала, что снова мешают какие-то силы.

Я осторожно высунулась из-за угла. Никого не было, Лори стояла одна и озиралась. Я вышла и приблизилась к ней. Тогда Питер стал громко лаять и копать лапами у её ног. И все мы увидели, что под камнем лежит какая-то бумажка.

Лори опустилась на колени, схватила её и стала читать вслух: трудно было разобрать каракули, становилось всё темнее.

«По-жа-луй-ста, пойдите к цыганам и сделайте там что-нибудь. Они бьют зверей. Они бьют медведя, который больной. Если вы не пойдёте, он умрёт. Пойдите, пожалуйста. Пре-дан-ный вам Джорди.

P.S. Это я принёс лягушку».

Лори долго стояла на коленях, читала и перечитывала. Потом поднялась и посмотрела вдаль.

У меня вся шерсть поднялась дыбом. Этого я не вплетала! В чём я ошиблась? Что забыла? Что спутала? А может быть, всё дело в том, что я вплетала в основу нити злобы, а Лори — нити любви?

— Идите сюда! — позвала нас Лори. — Поужинаем, мне далеко идти.

— Лори, не ходи! — закричала я. — Там гибель и смерть. Я вынесла приговор. Останься со мной. Там тебе нечего делать.

В доброе старое время мои жрицы поняли бы. Но Лори сказала:

— Ты что, проголодалась, Талифа? Идём, идём, а то я спешу, я нужна.

Я чуть не заплакала от злости и отчаяния. Лори ушла в мой храм и вернулась в тёмном плаще, который она сама сшила. В руке у неё был фонарь, и лицо её казалось бледнее, а волосы — тусклее. Мы сидели и ждали её, как верные подданные. Собаки скулили, прикатился ёжик, развернулся, сел и сморщил нос. Мы, кошки и коты, сидели со свойственным нам достоинством, обернув хвосты вокруг лап, но по усам можно было понять, что мы встревожены.

— Не бойтесь, — сказала Лори. — Нечего бояться. Ждите меня. Помогу и вернусь к вам.

Она прибавила ещё раз: «Не бойтесь», — и пошла по дорожке.

Стало совсем тихо. Жёлтый свет фонаря падал к её ногам. Я тихо шла за ней до поворота, а там вскочила на камень. Жёлтый свет фонаря помелькал среди деревьев и исчез. «Что будет с Лори? — думала я. — Что будет с моей местью Рыжебородому? Что будет с нами, если она падёт и на Лори?»

Всей божественной силой я пожелала Лори вернуться, спастись от цыган, чьи судьбы я сплела с судьбой Недруга. И вдруг мне показалось, что я не богиня, а кто-то другой, неизвестно кто. И этот неизвестный тосковал, так тосковал по какому-то месту или человеку, что, будь это и впрямь я, у меня бы сердце разорвалось.

Внизу мелькнул какой-то свет, и всё вернулось. Я снова была богиней.

Свет мелькнул ещё раз, разгорелся, я увидела жёлтое пламя, какое бывает в печке. Оно исчезло, появилось, и вдруг красно-жёлтый отблеск заиграл на небе.