Джек и Фасолька

— Мэтью.

— Вам назначено, мистер Мэтьюз?

— Нет, я ожидаю…

— Вы хотели бы попасть к доктору?

— Нет, — сказал я.

— Тогда зачем вы пришли?

— Я пришел с миссис Мак-Кинни, — терпеливо объяснил я.

— О да, — вспомнила она. — Присядьте, пожалуйста. — Она посмотрела на машинку, а потом беспомощно на меня. — Куда подевался выключатель? — И снова начала поиски.

Внутренняя дверь отворилась минут через десять. Вероника в белом, что-то договаривая на ходу, вышла в приемную в сопровождении мужчины тоже в белом. На мгновение показалось, что несется снежный буран.

— …когда вы сделали, теперь намного лучше, — договаривала Вероника.

Мужчина признательно наклонил голову. Он был высокий, дородный, с лицом оливкового цвета, с карими глазами, черными лохматыми усами и, казалось, чувствовал себя в своей белой накидке как рыба в воде.

— Мэтью, — сказала она, — позволь тебя представить чудотворцу Калузы. Если когда-нибудь твои мышцы откажут, ты только позвони ему. Доктор Альварес… Мэтью Хоуп.

— Рад познакомиться с вами, — сказал Альварес с акцентом, который можно намазывать на тост.

Придя в контору, я сразу же позвонил Блуму.

Я сказал ему, что у хиропрактика Вероники Мак-Кинни испанский акцент.

— Ну и что? — не понял он.

Я напомнил ему, что Санни Мак-Кинни подслушала, как ее брат разговаривал с человеком, у которого испанский акцент, и что…

— Да, я помню, — сказал он.

— …они, по ее версии, договаривались о краже коров.

— Я много думал об этом телефонном разговоре, — сказал Блум, — и не совсем уверен, что речь шла о коровах. Помнишь мое первое предположение, когда я услышал, что у этого юнца было сорок тысяч наличными? Наркотики — вот что я подумал, юнец каким-то образом связан с наркотиками. Ладно, в октябре прошлого года ему позвонил приятель с испанским акцентом — все кокаинисты приезжают из Колумбии, Мэтью, крупные партии наркотиков во Флориде по большей части испанские. Парень спрашивает сколько, а юнец отвечает — пятнадцать по тридцать. Так вот, Мэтью. Может быть, это не так, может быть, очень даже далеко от истины, но нынешняя цена на хороший кокаин в Майами пятьдесят штук за кило. Вот, к примеру, ты можешь достать дерьмовый кокаин по тридцать штук за кило?

— Ты думаешь, Джек Мак-Кинни продавал кокаин? Не коров?

— Нет, сэр.

— Ты только что сказал…

— Я думаю, здесь может быть другое, Мэтью. Парень с испанским акцентом продавал «девушку»…

— Какую девушку?

— Наркотики. «Девушка», «кок», «снежок», «ароматная конфетка» — это все названия кокаина. «Чем синее, тем „девушка“ лучше», — ты никогда не слышал такого выражения?

— Нет, никогда.

— Опытный делец проверяет «кок» с помощью тиоцианида кобальта, чтобы удостовериться, что это не детская присыпка или еще какая-нибудь дрянь. Если порошок становится синим, это кокаин. Настоящее чистое зелье становится ярко-синим. Век живи, век учись.

— Ты на самом деле думаешь, что Мак-Кинни покупал кокаин у этого парня с испанским акцентом?

— Вполне возможно. Пятнадцать кило не очень хорошего зелья. За тридцать тысяч баксов.

— Это составляет четыреста пятьдесят тысяч долларов.

— Верно.

— Ты думаешь, у Мак-Кинни были такие деньги, да?

— Если он был замешан в делах с наркотиками, это не такая уж крупная сумма.

— Хорошо, — сказал я.

— Что значит «хорошо»?

— Это очень похоже на настоящую спекуляцию.

— Это так и есть. Дело, которым я сейчас занимаюсь, Мэтью, — спекуляция. Пока все отдельные куски не соберутся вместе, все это — спекуляция. Что миссис Мак-Кинни собиралась рассказать о своем хиропрактике?

— Она сказала, что он кубинец.

— Ты спрашивал ее об этом?

— Сразу после знакомства с ним. Она отвозила меня в…

— О, — сказал Блум, — и ты встретил его?

— Да, его зовут Рамон Альварес.

— Как вы познакомились?

— Я пришел к нему в контору вместе с ней.

— Этим утром?

— Да.

— И после этого в автомобиле ты ненароком спрашиваешь ее, не кубинец ли ее доктор?

— Ну, вчера вечером я спросил ее, знает ли…

— О, значит, ты был с ней вчера вечером?

— Да.

В разговоре возникла пауза. Я точно знал, о чем думает Блум. Вероника была со мной вчера вечером, и она была со мной сегодня рано утром. Блум подумал о том же, о чем и миссис Мартиндейл.

— Она тоже приходила искупаться? — спросил он.

— Она приходила поговорить.

— О хиропрактике?

— Нет. Но во время разговора я спросил, не знает ли она кого-нибудь с испанским акцентом…

— И она сказала, что ее хиропрактик испанец.

— Нет, она вспомнила повара-мексиканца, который когда-то работал у них.

— Она не вспомнила о своем хиропрактике?

— Ну, на самом деле она сказала…

— Когда? Вчера вечером или сегодня в машине?

— В машине. Она подумала, что я спрашивал о тех, кто имел отношение к ранчо. О хиропрактике она никогда бы не подумала.

— Я не верю хиропрактикам, а ты? — спросил Блум.

— Ну, они вроде бы помогают людям.

— Итак, давай говорить откровенно. Вчера вечером ни с того ни с сего ты вдруг спрашиваешь миссис Мак-Кинни, не знает ли она кого-нибудь с испанским акцентом, и она говорит тебе…

— Не совсем так, — запнулся я. — Мы говорили об убийстве ее сына, я вспомнил, что Санни…

— Она пришла, чтобы поговорить об этом? Об убийстве ее сына?

— Да.