Но тут же все проблемы улетучились, стоило Орлеану начать рассказывать что-то новое, необыкновенное. Файер весьма понравился Делайле как рассказчик, как человек, заслуживающий уважения. Орлеан поведал несколько фактов о своей семье, естественно, обделив вниманием сестру; об Аавилле, который, как Орлеан любезно отметил, хоть и вел себя время от времени как последняя задница, но тоже умел быть даже несколько нормальным. Тут Делайла не могла согласиться и вступила в спор.
– Пойми ты, нельзя оставаться сентиментальным, когда жизнь складывается откровенно паршиво, – отмахнулся Файер.
– Настолько паршиво, что можно возомнить себя черт знает кем и издеваться над кем попало? – Делайла выходила из себя. – Я не считаю, что плохая жизнь – оправдание для издевок над другими.
– Аавилл слишком рано связался с плохой компанией, набрался у них всякого… Ты не подумай, это другая банда, – Орлеан не мог остановиться, чувствуя в Делайле нечто родственное. – Он ушел от них, а потом они из мести убили его мать. Папаша же, вместо того, чтобы поддержать сына в трудный момент, стал обвинять Аавилла в смерти своей жены. Они ненавидят друг друга. Люто. Наверное, всю жизнь. Так что зря твой друг тогда упомянул об этом. Да, он, конечно, не знал подробностей, иначе, я уверен, не стал бы об этом и речь заводить, но это очень тяжелое бремя. Поверь.
Делайла замолчала, не в силах придумать себе оправдание. Она не знала, все равно не понимала, как можно срываться на ни в чем не повинных людях, но хотя бы до нее дошло, почему Стоунер превратился в такого омерзительного и жестокого человека. Жаль его маму – Делайла осознавала, каково терять близких, но ведь она не стала чудовищным орудием пыток, тогда почему Аавилл не справился? Наверное, потому что она играла другую роль с самого начала. Роль козла отпущения. А Вейн? Все-таки стоило сообщить ему, насколько он был неправ, когда поднял тему бывшей шайки Аавилла, потому что сейчас Делайла ощущала стыд и за него, и за себя.
А вот Орлеан, того и гляди, лишнего наболтал – руки ко рту прижал и хлопнул себя по лбу.
– Не волнуйся, будто бы мне нужно ему сообщать о том, что ты проболтался, – усмехнулась Делайла.
Орлеан с улыбкой пожал плечами и помахал ей рукой. Делла недоуменно обернулась и обнаружила, что они уже возле ее дома.
– Ты знаешь, где я живу?
– Я же Гарри Поттер, – провозгласил Файер с довольной миной.
Делайла засмеялась, покачав головой. И все-таки этот парень удивительный. Если бы они подружились, было бы замечательно. Но они из разных кругов. Мало ли чем все обернется.
– Пока, Орлеан.
– До встречи, патлатик, – ухмыльнулся парень, но, заметив непонимание, шепнул: – Это я о волосах.
* * *
«Carry on my wayward son
There'll be peace when you are done
Lay your weary head to rest
Don't you cry no more», – играло в наушниках, пока Делайла стояла в очереди в продуктовом магазине и думала о том, как здорово все-таки прошел ее день: Орлеан скрасил его, как мог, и Вейн позвонил, когда она явилась домой, и извинился за все, а потом они просто поговорили. Она узнала, что тот заболел, поэтому не пришел, но завтра обязательно явится. И, естественно, он поинтересовался ее самочувствием и остался жутко довольным, узнав, что у нее все хорошо, только вот в чем состояла причина такого веселья – до конца и не понял.
Улица развеяла всю ее радость. Темно, поздно, страшно. Рев байков, неожиданно бросившийся ослепительный свет в глаза, миг – и она прижата к стене с приставленным к горлу ножом. Сердце ушло в пятки, а затем резко вернулось на свое место и бешено заколотилось, отдаваясь дрожью и холодом во всем теле, стук его ясно разносился в голове; кровь ударила в мозг, душа отделилась дымкой от тела, забрав все силы с собой. Делайла словно смотрела на себя со стороны. Восемь мотоциклов окружили ее у стены. Сначала ей показалось, что это банда Аавилла, да только куда там, шайка Стоунера по сравнению с этой мафией была группкой сопляков, не более. Делайла вообще удивилась, как она что-то могла разобрать сквозь пелену страха, парализовавшего все ее тело до основания костей. Но способность говорить она точно потеряла.
– Ну, маленькая шавка, пора бы начать отвечать за разговор, – язвительно прорычал один из мужчин, который приставил нож к ее горлу.
Единственное, на что оставалась способна Делайла, так это на то, чтобы думать. Больше она ничего не могла. Тело не ощущалось, голос совершенно пропал, лишь мысли никогда не оставляли ее. Почти никогда. Да и, в принципе, такое ощущение она впервые испытывала.
– Вижу, что ты сейчас анализируешь информацию, – продолжал мужчина, – так я тебе подскажу: ты сегодня очень расстроила мою дорогую сестру Нерине. Я за нее любого порву, а тебя – как нечего делать по этой самой стене размажу.
Если бы Делайла могла, она бы сильно удивилась и обязательно стала бы рассыпаться в извинениях, но это не представлялось возможным. Страх все еще сковывал стальными цепями все тело и холодил ими кожу.