Дыши со мной

– Отец был католиком, а мы ходили в церковь больше для того, чтобы порадовать его. Мы с Джеймсом никогда так серьезно все не воспринимали, но… Наверное, что-то в этом нам и нравилось. Мама была скептически настроена, даже больше, чем знал отец, – со смехом продолжаю я. – Она славилась тем, что перед самым причастием бросала на нас с Джеймсом многозначительные взгляды. Папа подловил ее однажды, и она списала все на раздражение слишком сухой облаткой для причастия. Мы тайно обменялись с ней мечтами, чтобы нам лучше давали вкуснейшие кусочки багета из французской пекарни дальше по улице.

Крис смеется.

– Разумно. Значит, тебе каждая минута была ненавистна?

– Типа того. Думаю, мне нравилась идея… Ну, что в жизни может быть какой-то больший смысл или что-то еще. Мама в это верила. У нее была не религиозная духовная сторона, если можно так выразиться. Она верила в судьбу и предназначение. Взаимосвязь и цель в жизни. – Я тереблю молнию на куртке. – А ты в это веришь?

– Совсем нет, – мгновенно отвечает он. – Эстель попалась, как только впервые сходила в церковь. Что было практически сразу после смерти мамы. Отец забирал нас на каникулы и все такое, но Эстель заставляла меня водить ее каждое воскресенье. Я ждал снаружи. Вот она, правда. Мы хотим искать в жизни скрытый смысл, потому что это удобно. Или забавно. Но на небе нет никакого воображаемого создания, по велению которого все происходит. Нет ничего сверхъестественного в том, с чем мы имеем дело или не имеем.

У Криса такой же неромантический взгляд на мир, как и у меня. Подозреваю, что ни один из нас не хочет предсказуемого сценария жизни, включающего брак, детей и белый заборчик. У нас обоих произошли события, которые отбивают желание придерживаться традиций.

– Возьми того человека, который снял тебя с лестницы, – продолжает Крис. – Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы предположить, что ты не считаешь его посланником Бога тебе на спасение.

– Нет. Не считаю. Не знаю, кто он, и больше никогда его не видела, но это был просто человек, не Бог или какая-то другая… невидимая сила… которая вырвала меня у огня. Я воздаю ему должное. У человека был выбор, он выбрал спасти меня, и теперь я обязана ему жизнью. Не Бог убил моих родителей, чуть не убил Джеймса и уберег меня. Я знаю это, и не могу вернуться к тому, во что верила раньше… или во что хотела верить. Не знаю, сколько веры мне пришлось потерять в ту ночь, но во мне ее больше не осталось. – Я делаю невероятно глубокий вдох. – И ты это понимаешь.

– Понимаю.

– Да, – соглашаюсь я. Я кладу ладонь поверх руки Криса и смотрю на него, пока все его внимание сосредоточено на дороге. – Мы хотим того, что реально. Герои реальны.

– Некоторые, – соглашается он. – Но не все.

– Что ты имеешь в виду?

– Уверен, многие люди назвали бы моего отца героем, но…

– Но не ты, – заканчиваю я за него.

– Нет. Я – ни за что. И это, Блайт, – говорит он, не отрываясь от дороги, – реальность. А еще реальность в том, что мне больше необязательно его видеть. Я могу сделать такой выбор.

– Чем занимается твой отец?

– Он художник. Во всевозможных направлениях. Скульптура, живопись, что угодно. Дом всегда был завален всевозможными материалами. Краски, штукатурка, листы металла. Проволока. Куча медной проволоки.

Крис сильнее сжимает мою руку. Я поворачиваюсь лицом к нему и подгибаю ногу на мягком сиденье.

– А что насчет зимних каникул? Если ты не собираешься домой, то что будешь делать? Одно дело – День благодарения, но ты не можешь остаться в кампусе на все каникулы.

Он быстро оглядывается на заднее сиденье, а потом тихо произносит:

– Гавайи. Но никому не говори. Они не знают. Это наша новая семейная традиция – уезжать на месяц. В прошлом году я арендовал нам дом на Хантингтон-Бич. Я не говорю им, куда мы направляемся, пока не приезжаем в аэропорт.

– О боже, мне так нравится! Вы отлично повеселитесь. Хотя, похоже, это довольно дорого.

– Я… У меня есть доступ к счетам. У моей мамы были деньги. Значительная сумма. Без ведома отца, по ее завещанию все деньги остались детям. Я в ответе за такое доверие. – Он с минуту молчит. – А что насчет тебя? Какие твои планы на каникулы?

– Только я и Джеймс. В этом году мы поедем в дом, в котором выросли, а не к моей тете, как обычно. Первый раз за такое долгое время. Это будет… странно.

С заднего сиденья доносится глухое ворчание:

– Где мой огромный телевизор? Где он? Мне нужна моя большая плазменная любовь.

Я улыбаюсь. Сабин проснулся.

– Скоро приедем.

– МЫ ИДЕМ В МАГАЗИН ГИГАНТСКИХ ТЕЛЕВИЗОРОВ! – кричит он, кладя руки на макушки мне и Криса и ероша нам волосы. Он садится на место, но оставляет ладонь на плече Криса. – Такой день сегодня хороший, правда?

– Да, – отвечаем мы с Крисом.

Добравшись до торгового центра, нам приходится пробиваться в магазин электроники сквозь давку разъяренных покупателей. Сабин исчезает в толпе, а мы с Крисом минут двадцать разглядываем ассортимент телевизоров.

– Какой тебе нравится? – спрашивает Крис.

– Черный с большим экраном.

Он хлопает меня по руке.

– Ты сократила список моделей до двадцати.