Дыхание в унисон

А вот родители от счастья совсем растаяли, шутка ли: сын — адвокат, не подвел фамилию. Дед — цадик, известный человек в городе, отец, слава богу, тоже с профессией — преподает математику в коммерческом училище, старшие дети давно устроены. Первенец учился в Германии, теперь практикующий врач, обосновался, правда, в Австро-Венгрии, в городе Зальцбурге, далеко, зато прочно стоит на ногах. Дочка удачно замуж вышла, они с мужем держат аптеку в польском городе Белостоке. Теперь вот и младшенький, мизинец, на пороге блестящей карьеры.

Домой возвращаются с шиком, на извозчике.

— Теперь тебе надо подумать и о личной жизни, жениться пора, — в ужасе слышит дипломированный юрист.

Жениться? На ком жениться? Зачем? Паника сбивает дыхание, но в это время Ицик уже слышит собственный рассудительный ответ:

— Сначала надо определиться — где служить буду, где жить, а эти дела подождут.

«Сначала определиться» — в этом он весь, таким и остался на всю жизнь.

* * *

Исаак Слепак, гражданин города Киева, вполне законный, с видом на жительство, теперь уже адвокат со стажем, частный поверенный с практикой, достаточной, чтобы содержать семью — жену и трех дочерей. Годы ушли на это, а его Мали все так же хороша, как тогда, на пышной еврейской свадьбе, как раз на Новый год, да что там, на новый век — двадцатый. Все люди, сколько их есть на белом свете, праздновали наступление двадцатого века, фейерверки не утихали всю ночь, а ему и его Мали тогда казалось, что это все для них двоих, что все празднуют их торжество.

Годы обходят стороной его красавицу — светлые кудри нимбом над крутым лбом, темные, почти черные глаза с искрами, рубенсовские формы после четырех родов стали еще заманчивее. Горе, конечно, не обошло их: был сын, и вот уж сколько времени Мали его оплакивает — не уберегли первенца. Не бывает счастья без горя. А дочери все три как на подбор, одна другой краше, вот-вот заневестятся. В общем и целом жизнь Ицика удалась, устоялась, четко оформилась. Клиентов хватает, жена — вот она, верная и преданная еврейская жена, хорошая хозяйка, любящее сердце. Квартира в центре, вполне достойная для человека его положения.

Вот только Мали, потеряв сына, как-то враз с Богом поссорилась. Раньше по праздникам вместе с мужем в синагогу ходила, до самой двери под руку. В пятницу вечером накидывала на голову кружевную косынку, укрывала скатертью свежую халу, зажигала свечи. Теперь перестала.

— Мальци, зиселе (сладенькая — ид.), ты, похоже, Всевышнему совсем от дома отказала — свечи не зажигаешь, в субботу, как в будний день, то печку затопишь, то за покупками наладишься. Мне не мешает, но что люди скажут?

Ицик не лукавит, он еще со времен учебы в коллегии привык считать себя либералом, старается не упустить новые веяния, прислушивается к политическим событиям. Бывает, заглянет на какое-нибудь разрекламированное в прессе собрание либералов-ниспровергателей. Там говорят дельные вещи — о всеобщем благоденствии, социальной справедливости. Понятно, что не очень реально, зато красиво. И частный поверенный Исаак Слепак вполне искренне одобряет новые идеи и искренне верит, что вот придут новые, молодые силы, и жизнь станет совсем другой, чистой и доброй. При этом он очень оберегает от любых поползновений свое свободолюбие и независимость, дорожит своими прогрессивными принципами, не терпит контроля над собой — куда пошел, где был, когда вернулся. Человек он по натуре деликатный, муж внимательный, да и Мали понимает свои задачи, свои обязанности, потому свободу мужа не ущемляет.

Но все эти принципы и постулаты отступают на дальний план, как только приезжает из Махновки теща Дебора, мать Мали. Она появляется на своей бричке, тяжело нагруженной мукой, маслом, сырами, круглыми ковригами белого пшеничного деревенского хлеба, потрошеным гусем, медом и деревенскими яблоками. Размашистым шагом несет в дом свою поклажу — перевесив через плечи, как коромысло, широкий мягкий ремень с двумя огромными узлами на концах, не позволяя себе отдышаться на лестнице между этажами, втаскивает все привезенное в прихожую и только там тяжело опускается на табурет:

— Все. Дальше — сами.