Дыхание судьбы

Долгие годы одиночества после дезертирства Стерлинга Нельсона — уже почти три года — Алиса находила слабое утешение в преподавании скульптуры дважды в неделю в «Гильдии искусств и ремесел», общественной организации, занимавшей цокольный этаж Уэстчестерского окружного центра в Уайт-Плейнс. Зарабатывала она там жалкие гроши — большинство других преподавателей вообще работали безвозмездно, — но она сочла, что ей полезен такой опыт, и к тому же надеялась, что это хороший способ общаться с людьми. И оказалась права: все студенты были женщины ее возраста или постарше, замужние и обеспеченные, смутно неудовлетворенные и «ищущие чего-то», как выражались некоторые из них, и относились к ней как к любимице. Они возили ее к себе домой в Скарсдейл или другие подобные ближние городки, чтобы познакомить со своими вежливыми, хотя и озадаченными мужьями; но обычно эти вечера заканчивались поездкой домой в машине напряженно молчащего мужа ученицы: горло пересохшее и распухшее от бесконечного говорения об «искусстве», «форме», «Париже» и «Гринич-Виллидж» (и когда только она научится не болтать самой весь вечер, никому не давая возможности слова вставить?), а муж ученицы лишь переключает передачу и выдавливает из себя любезное «как интересно».

Затем, к концу третьего года, в ее класс записалась Мод Ларкин, и она сразу поняла, что та не похожа на остальных. Она не только казалась талантливей или, по крайней мере, восприимчивей к критическим советам, но и во всем остальном была личностью, интересной Алисе, с ней хотелось подружиться. Однажды Мод стеснительно пригласила ее после занятий выпить по коктейлю, и они несколько часов просидели с бокалами в руке в холле Уайт-Плейнс. В кои-то веки Алиса не говорила все время сама и, слушая Мод, все больше убеждалась, что не ошиблась в своем мнении: Мод Ларкин была интересна. Она жила не в Скарсдейле и не в его удушливых окрестностях; она была из Риверсайда, о котором Алиса тогда ничего не слышала. И ее муж был не страховым агентом, не адвокатом и не каким-нибудь членом совета директоров, как другие, нет, он был писателем: писал сценарии к трем вечерним радиосериалам, которые Алиса давно обожала слушать.

— Хочешь сказать, что они тебе действительно нравятся? — спросила Мод, и ее глаза загорелись, как у счастливого ребенка. — Ох, не могу дождаться, чтобы сказать об этом Джиму; он-то их ненавидит. Как же он будет рад!

Она продолжала и продолжала говорить, остроумно и интересно, пока они опустошали бокалы с расслабляющим и развязывающим язык «Манхэттеном», за который категорически пожелала платить сама; Алисе пришлось дважды просить извинения, чтобы отлучиться позвонить Бобби и пообещать, что скоро будет дома, и, когда наконец Мод отвезла ее в Скарсдейл, они долго сидели в припаркованной машине, объясняясь в обоюдной приязни:

— Это было так чудесно, Мод. Пожалуйста, идем, пообедаешь с нами.

— Дорогая, я бы с удовольствием, но нужно домой, не то Джим и дети меня убьют. Но знаешь, я не выпущу тебя из машины, пока не пообещаешь мне одну вещь. Обещай, что приедешь к нам как можно скорей. Бери своего мальчишку, и проведем вместе уик-энд. Следующий уик-энд.

— Я бы очень хотела, Мод, но, правда, я…

— Обещай. Ты должна пообещать. Я приеду за тобой, договорились? Завтра позвоню. И еще одно, Алиса, — я, наверно, покажусь пьяной и глупой, но должна сказать тебе одну вещь, прежде чем отпущу тебя. Я просто не могу выразить, как много для меня значат эти занятия скульптурой. Честно, я чувствую — всегда чувствовала, — что ты просто распахнула передо мной целый новый мир, и хочу поблагодарить тебя за это. Вот теперь все.

И, привезя ее в Риверсайд и демонстрируя великолепие Боксвуда, Мод словно в свою очередь открывала перед ней целый новый мир.

— Ты уверена, Мод, что нам тут можно находиться? — спросила Алиса, когда они спустились с эспланады и пошли обратно по одной из вьющихся тропинок.

— Ну разумеется. Мы со старухой на «ты». Хотя… — она засмеялась в своей простодушной и стеснительной манере, что, среди прочего, особенно привлекало в ней, — хотя, пожалуй, это не совсем так. Она зовет меня Мод, а я ее — миссис Вандер Мер. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь на свете звал ее по имени. В любом случае она хорошо ко мне относится, и уверена, что и ты ей понравишься. Единственный, кого следует остерегаться, — это Уолтер-младший, старший сын. Иногда он может быть милым, но по существу он чванливый осел. Джим называет его капиталистическим свиненком — говорит, что тот недостаточно крупная фигура, чтобы зваться капиталистической свиньей. Он, как это называется, — душеприказчик? Так, что ли? Не знаю. Во всяком случае, он главный и относится к этому очень серьезно. Ну вот: это то, что мне до смерти хотелось показать тебе. Идем.

И Алиса в приятном недоумении последовала за ней. Они обошли сзади великолепный дом, на который Мод показала ей раньше, — дом, построенный для Говарда Вандер Мера, второго из сыновей, пустовавший с тех пор, как Говард развелся несколько лет назад, — и Мод смело подошла к одной из задних дверей и открыла ее.