Дыхание

Я нахожусь на восточной окраине Туле и в центре этой окраины. Местные ученые утверждают, что Закутск расположен в середине планеты, чем явно выдают свою августиновскую школу. В самом деле, центр Закутска повсеместен, а окраина неуловима.

Город осеняет инерция облаков. Со стороны реки доносится запах мокрого песка. Центр сквера с ритмичной неспешностью пересекают прохожие.

Осторожные закутяне трезвы и потому еще осторожнее.

Их походка выдает любовь к балансу. Сегодня они не желают сорваться в хаос и мрак. В их карманах — металлические деньги, таблетки, семечки и презервативы. Их одежда добротна. Под одеждой и на тысячи верст вокруг — смерть.

Я тоже одет в добротный, пусть изрядно поношенный костюм. В моих карманах, наверное, те же предметы, но я давно не заглядывал в карманы. Лениво вьется дым сигареты. Я дышу тонким запахом пепла. И тем не менее, я все еще жив… Что, впрочем, не удивляет — может быть, потому, что все началось очень давно.

Меня зовут Олег Навъяров, через твердый знак. В конце 20-х годов XX века моих предков сослали с левого берега Дона в Западную Сибирь. Я продолжил почин и забрался в Восточную. Думаю, мой сын дотянет до Владивостока, что тоже не предел. Это в крови, и я не уверен, что в глубине души мой дед не радовался ссылке.

Мне 32. 1D-basis — род Одина[3], 2D-basis — каста волхвов-поэтов, дважды женат, дважды разведен, 3D-basis — Черный Лебедь[4]. 2D-бесперспективен. Уже не замечаю ни одного бедного. Деньги приобрели абстрактное значение, будто сон, увиденный прошлой зимой, или сон, пересказанный уснувшему психоаналитику. Знакомцы встречают меня с удовлетворенными улыбками. За редкими исключениями, они давно стали владельцами фирм и пересели в управленчесие кресла. Они хотят вырваться из этого мира будто ракета и впиться в блаженную высь, но в качестве топлива выбрали деньги. Не дай вам Бог попасть под их обломки. Взлетая, они духовны как Иисус. Упав, превращаются в пылающих зомби. С меня довольно разочарований, особенно чужих.

Что еще?.. Курю по пачке сигарет в день, гастрономические и сексуальные пристрастия неоригинальны. Есть любимая женщина, куча знакомых и ни одного человека, на которого можно понадеяться.

Вокруг шумит супермаркет. Сплошная болтовня о свободе и ни одного свободного — только мясо в брикетах, присыпанное тальком. Блуждая по долгим рядам гастрономов, я ощущаю запах крови и слышу плотный шум, и мне кажется, что это мое тело и мне совершенно нечем ощущать. Появилась необъяснимая уверенность, как будто вынули воздух со всем содержимым, со всеми реками и пловцами, и попадая в эту пропасть становишься разреженным, прежде чем раствориться в ней. Мистики в этом нет. Да и пропасти, наверное, тоже, ведь я до сих пор не знаю, кто я такой.

Увы: древняя система утонула в визуально-психическом шабаше. Представляясь, я теперь вынужден пояснять, что скандинавский 1D-basis не делает меня варягом.

Все только имя, но самое интересное, что пояснять приходится космополитам. Для них существуют только две национальности: космполиты и все остальные.

Патриоты наоборот. Ядовитая масса обступает со всех сторон. Даже поговорить, в сущности, не о чем. Беседы с умными людьми похожи как одна: зэк беседовал с начальником. Начальник подтвердил, что тюрьма существует и, вдохнув чистого воздуха, зэк успокоенно прилег на идею нар. Всем нужны печати и росписи на фирменном бланке. В глубине души никто не верит в мир. Недавно я бросил привычку смотреться в зеркало, в том числе перед выходом на работу. Бреюсь наощупь.

Чтобы ощутить себя, а не продукт или чье-то суждение, я пишу. Лучше всего на бумаге: своего компа нет, а тыканье в клавиши на работе неизбежно связано с идиотским напряжением, которое звенит в воздухе точно оса. Все сделано так, чтобы нельзя было собраться с мыслями. Много раз я пробовал завязать с письмом, но проблемы не исчезли. Напротив: я сам стал проблемой.

Она снедает изнутри. Каждая губка когда-нибудь выплеснет все, что в нее закачали. Сейчас пишу как йог: не берусь за ручку, пока боль не станет адской.

Видимо, придется часто вспоминать о прошлом. Прошлое — перед глазами. Я вернулся к исходной точке. Это базис, упадхи, как говорили индийцы. Но мои знакомые не любят индийцев, потому что те изобрели санскрит, буддизм, сложную мифологию и все понимали правильно. Моим близким и друзьям некогда учиться.

No time. И вообще они живут на другой ментальной волне. Я неплохо понимаю их, но покинув очередь за новым мерседесом, я не горжусь собой и ни о чем не жалею. «Ты не в упадхи, а в упадке», сказал мне младший брат. Что же. Весьма допускаю. Упадок — это возращение к основе, тем паче, что никто не возвращается прежним. Вздрогнет секундная стрелка — и танки бросятся в бой. Мой младший брат не хочет знать об этом. Его бесит любая остановка, особенно если вы хотите оценить ситуацию. Он из тех безумных птеродактилей, кто даже падая продолжает махать конечностями, грызть асфальт и врезаться в преисподнюю. Насколько я понимаю, это и есть деградация.