Двуногое всесилие (СИ)

— Значит, вас послали просто меня уничтожить, — сделал вывод я и, судя по лицам собравшихся за столом, совершенно правильный. Иного предположить было бы сложно. Да, они герои труда, они знаменитости, они практически живые святые, но обратная сторона монеты? Афонов — величайший в мире телекинетик. Не самый сильный, но самый умелый, с самым широким спектром чувствительности манипуляций, виртуоз, каких мало. Его бы одного хватило, но так, как война совершенно не его профиль, ему в помощь передали величайшего металлокинетика Лебедеву и Жарова. Последний товарищ у нас отнюдь не повелитель огня, как тот же Любимов, он манипулирует температурой вообще, в самых широких пределах. Худший враг любого пожара на планете за последние тридцать два года. Но сжечь может еще как, да.

— Ты прав, парень, — Афонов улыбнулся своей «фирменной» почти виноватой улыбкой, — Мы должны были уничтожить всю квартиру. Я бы отделил её от дома, Надя бы окутала металлом, Володя бы начал нагревать. Плюс сжатие. До состояния плазмоида. Знаешь, что это такое?

— Угу.

— Мы еще можем это осуществить, Изотов, — тон голоса Жарова был куда менее дружелюбен, — Только с тобой, конечно, без девочек. И без дома.

— Уже прогресс, — бледно улыбнулся я, — В таком случае, если выживу, то не буду иметь к вам особых претензий.

— Всё-таки я был прав, Володя, — тут же среагировал Афонов, — Он не маньяк. Не мог он им быть! Он наших детей в лагере охранял! Его бы просто не допустили!

— Еще как допустили бы, — отрезал я, — Вы знаете, кем я работаю?… работал?

Они не знали. Мы рассказали.

…это не понравилось никому. Зато теперь троица сидящих за столом и пьющих теплый кисель неосапиантов начала понимать, что им слишком многое не объяснили, отправив на это непрофильное задание.

Когда я говорил, герои слушали, не перебивая. Когда замолкал, они задавали вопросы. Мы рассказали всё. Про Стакомск, про Валиаччи, про предательство и плен, про разрушение Зон. Про Машку. Особенно про Машку. Мою большую промашку. Умолчали только то, о чем никому знать не нужно было. Про Центр и про инопланетян.

— То есть, — Жаров был удивлен настолько, что я как-то автоматом шагнув к холодильнику, достал оттуда бутылку водки, а Янлинь, поняв меня без слов, притащила пакет «спирта-плюс», — Ты вот сейчас, нам троим, хочешь сказать, что вся оставшаяся проблема, которую мы все имеем — это одна умирающая девочка, которая хочет тебя убить? И ты, чтобы её выманить, нацелен захватить плавучий энергоблок?!

— Может быть, тогда лучше кого-то из нас? — от такого наивного вопроса Афонова Жаров и Лебедева закашлялись самым лютым образом.

— Антон Рагимович, вы не годитесь, — вздохнула Кладышева, — В отличие от энергоблока с вами можно договориться. Машка наша, конечно, дурочка, но она тренированный агент «Стигмы». Уж такое она раскусит сразу.

— Антон, как тебе подобное вообще в голову пришло! — наконец, обрела голос Лебедева, — Ты с Луны упал, что ли? О чем мы тут вообще говорим?!!

— О сохранении репутации всех неосапиантов, которая точно пострадает, если я захвачу ядерный реактор, — любезно объяснил я женщине. Та нервно выпила водки, а потом спросила, зачем мне его вообще захватывать, если речь идёт всего лишь о Машке. Пришлось пояснять, что Машка поехала чердаком и умирает, поэтому, чем меньше времени у неё останется, тем радикальнее меры она предпримет, чтобы заставить всех и каждого меня уничтожить. А я уничтожаться не хочу и не буду. Да и кто даст гарантию, что после моей смерти она сложит лапки? У деревенщины есть огромные претензии к Валиаччи, к примеру…

— Вы можете нам помочь, — неожиданно сказала Янлинь, вызывая очередной приступ кашля у всех троих, — С вами мы без каких-либо проблем уничтожим террориста.

— Нет, девочка, не выйдет, — дёрнула щекой Лебедева, — У нас… семьи.

— С этим могу помочь я, — предложил, признаюсь, не удержавшись, — Профессионально.

Мне возразили, объяснив, что, пойдя на нарушение приказа (или крайне настойчивой просьбы), лучшие неосапианты КПХ желали прояснить ситуацию, найти альтернативное решение и то, лишь потому что не хотели никого убивать, да и то — лишь под давлением авторитета Афонова, который меня знал и помнил. Устраивать сейчас бойню среди своего, пусть и не слишком чистоплотного руководства, они не желают категорически. Все и так сейчас… чересчур.