Двуликий бог (СИ)

Я запомнила ту ночь, как самую жуткую в моей жизни. Много всего случилось за долгие годы после неё: плохого, болезненного, страшного, но никогда я не испивала столько горя, как в тот вечер. Не знаю, как долго Локи издевался надо мной, насиловал, терзал… Время растянулось, беспощадное и безжалостное к моей беде. Совсем скоро я была уже не в себе, движения замедлились, звуки отошли на задний план, но я не теряла сознания. Я была вынослива и чувствовала боль, ощущала огонь, прожигавший меня изнутри, и кровь, стекавшую по внутренней стороне бёдер. Я плохо помню себя. Кажется, я кричала, стонала и умоляла, но всё было без толку. Глаза мои застилала кровь, а разум — агония. Минуты слились воедино. Я была одна, в чужом чертоге, где некому было меня защитить. Наконец, сломленная безвольная игрушка надоела моему господину. Кровь и пот на моем лице смешались с итогом его наслаждения.

Мне было всё равно. Я только думала из оставшихся сил: «Это такую судьбу предрекли мне вещие норны? Такого конца пожелал для меня всезнающий праотец?» По щекам текли горячие слёзы. Время шло, а они не кончались, хотя от соли уже щипало глаза. Сколько горя могло выпасть на долю одной слабой женщины в такой краткий срок? Я хотела только, чтобы всё это, наконец, прекратилось. Хотела забыться, не видеть света, не видеть этого лица, одновременно любимого мной и ненавидимого. Но нет, я всё видела. Я видела, как он снял со стены кинжал, достал его из ножен, как сталь жадно сверкнула в свете языков пламени. Бог обмана передвигался бесшумно, но я знала, что он всё ближе. Мне не было страшно. Было горько. Я горевала о любви, что родилась и погибла так скоро, о своей молодости и жизни, о своей семье, обо всём, что мне больше не увидеть и не почувствовать. А ещё… О нём. Даже после случившегося я оставалась ему верна. Забавно, но всё же. Он унизил меня, растоптал, а я горевала о нём. О мятежной душе, которой никогда ни найти покоя, не поверить и не полюбить.

Внезапно на меня снизошло чувство покоя, словно я отринула всё земное, что раньше волновало меня. Мне стало легко, и я подняла взор на бога огня. Он прокручивал в ладони кинжал, словно колеблясь, как будто что-то для себя решая. Тёмные зелёные глаза его уже не горели так ярко. На миг наши взгляды пересеклись. Не было в нём больше ни гнева, ни презрения, всё ушло. Только затаившаяся тоска и разочарование. Сжав клинок, он сделал шаг ко мне, замахнулся…

Я не закрывала глаз и всё смотрела на него с жалостью и любовью. Отвергнутый непонятый бог, полуас-полувеликан без семьи и родины. Он был богат, влиятелен, силён и красив. И безнадёжно несчастен. Так одинок, что у меня защемило сердце, а глаза в который раз заблестели от слёз. Затаив дыхание, я шла к своей судьбе. Не отводя открытого верного взгляда, я смело шагала к своей смерти. Кинжал пробил насквозь шкуру и вонзился в пол рядом с моей головой, так был силён и точен бросок. Не успела я удивиться, как Локи развернулся и, накинув на обнажённое тело тёмные ночные одежды, направился прочь.

— Я всегда была тебе верна, — голосом, которого я не узнавала, произнесла я. Он был тихим, слабым, хриплым, совсем чужим. И полным боли, слёз, отчаяния. Но всё же он шёл из самых глубин моего сердца. — И всегда буду, — слабеющим тоном закончила я, вновь уронив голову на пол. Осталась только агония и кровь, куда бы ни падал взор. Я не знала, слышал ли мой жестокий супруг эти слова, и не помнила, как он ушёл. Некоторое время я лежала в покоях одна, истекая кровью и не предпринимая никаких попыток что-либо изменить. Я совсем не стремилась жить. И у меня не было сил повернуться, протянуть руку, закричать. У меня не осталось сил даже заплакать, хоть заскулить. От меня ничего не осталось.

Я сгорела в пламени, которое ещё так недавно грело меня. Обожглась, рассыпалась прахом. Я хотела дотянуться до кинжала, прервать эти мучения, закончить моё горе… Кончики пальцев подёргивались, но рука не поднималась, я была обессилена. Кровь тонкой дорожкой проскользнула вперёд, добралась до моего свадебного платья, окропила его алым цветом в тон сияющим яхонтам. Вот и всё. Погибла Сигюн, сгорела, как мотылёк, на забаву богу огня.

Не знаю, как долго я пролежала в бреду. Когда ясное сознание вновь вернулось ко мне, рядом была женщина средних лет с русыми, едва тронутыми сединой волосами и милосердными глазами. Она сидела на краю постели, где я лежала, и промывала ссадины. Волосы мои были собраны в косу. По опочивальне ходил кто-то ещё, наверное, служанка, наводившая порядок. Мне хотелось бы, чтобы меня тоже выкинули из этих проклятых покоев, как сломанную и ненужную вещь.

— Я умерла?.. — дрожащим голосом спросила я у женщины. Ресницы вздрагивали, но слёзы всё-таки кончились. Было больно — пошевельнуться, сглотнуть, до конца поднять веки. Кожа так и горела, и было невыносимо жарко. Голова кружилась.