Двуликий бог (СИ)

— Сигюн, я охотно верю, что это было нападение, — чуть мягче продолжил свою мысль властелин обители богов, — верю даже, что турсы невиданным образом проникли за стены Асгарда. Более всего верю, что у многих из них есть счёты с каверзным Локи. Но зачинщики убиты, и мы не можем знать достоверно, чьему они подчинялись приказу, какие преследовали цели. Подумай сама, зачем Скади так поступать? Она мудрая и доблестная девушка, что открыто пришла к воротам города и стремилась вступить в честный бой за своего ушедшего отца. Она приняла выкуп и стала одной из нас. К чему ей рисковать милостью асов?

— Затем, что она вовсе не милости асов ищет, повелитель! — вспыхнув, раздражённо проговорила я в ответ. Мудрый и милостивый Всеотец не только не верил моим словам, он оправдывал её! Дочь турсов, дочь заклятого врага асов! Я не могла этого понять, и я не могла с этим смириться. Глубоко внутри закипал гнев, затмевавший ясность ума и зоркость глаз. — И она никогда не станет одной из нас! Дикая неотёсанная великанша навсегда останется таковой, кого не сделай её мужем!

— О Локи ты такого же мнения? — лишь коротко бросил Один, хитро прищурившись. Я осеклась, хмуро посмотрела на собеседника, но старейший среди асов только медленно приподнял бровь, повторяя свой немой вопрос. Как ни досадно было это признавать, но Всеотец был прав. Я не владела собой в полной мере и произносила вслух опасные, неосторожные слова, о которых, возможно, позднее могла пожалеть.

— Их связывает бурная кровь одного и того же проклятого рода, повелитель, — насупившись, тихо буркнула я в ответ, когда ожидание затянулось, — но рознит характер и происхождение. Как бы там ни было, Скади не станет одной из асов и асинь, потому что сама не желает этого. Она пришла в Асгард, чтобы узнать убийцу своего отца и разделаться с ним. Увы, ей удалось и то, и другое. Бедный Ньёрд оказался только возможностью, поводом задержаться среди нас. Это же очевидно, праотец, раскройте глаза!

— Нет ничего очевидного, Сигюн, — продолжал Один уже строже и серьёзнее, и голос его становился грозен, а взгляд будто пронзал меня насквозь. Я огорчила повелителя, я это понимала, но и он бесконечно обескураживал меня своим равнодушием. В конце концов, речь шла о дочери его любимого сына, о названом брате и верном спутнике! Оставался бы Один столь же спокоен, если бы пострадал Тор или — я боялась об этом даже подумать! — Бальдр. — Правда у каждого своя, и задача повелителя побеседовать с каждой из сторон, учесть все побуждения и обстоятельства и вынести взвешенное решение. Для того и создан тинг. Я понимаю твою истину, но ты ослеплена болью и горем и сама не ведаешь, что говоришь. И я не могу ограничиться лишь ею. Ты должна принять, что я не смею призвать к ответу жену верховного бога, не имея исчерпывающих доказательств и причин…

— Но… — попыталась возразить я, однако Всеотец гневно и резко вскинул руку вверх, призывая меня к безмолвию, и его немой приказ я не была вольна превозмочь, а оттого лишь сердито и презрительно сжала губы.

— Замолчи, Сигюн! Что ты в свои года можешь знать о справедливости, о рассудительности?! — повысил голос мой собеседник, и где-то вдалеке, в глубинах хмурого неба вновь сверкнула яркая молния и тут же растворилась среди грозовых облаков. — Ты ещё слишком молода и горяча, — уже мягче продолжал Один, протянув ко мне руку в примиряющем жесте, от которой я бессознательно отпрянула и замерла на более чем почтительном расстоянии. — Не спеши казнить без суда…

— Локи едва не был убит, а виновный упивается своей безнаказанностью! — теряя самообладание, вскричала я, наконец. Сердце в груди билось всё быстрее, сильнее, разгоняя горящую кровь по жилам, согревая похолодевшие от злости кончики пальцев, заставляя алеть от негодования бледные щёки. — Такова Ваша рассудительность?.. Подвергать бога огня гневу и расправе Тора по первому, ничем не подкреплённому подозрению, но выгораживать чужестранку, у которой есть причина для ненависти и мести, есть предлог, и время, и оружие, и сообщники!

— К моему прискорбию, Лофт не раз давал повод усомниться в себе, сколько бы я ни предупреждал его, сколько бы ни пытался оградить от порока, и его каверзные дела говорят сами за себя. Бог обмана заслужил соответствующую репутацию своими поступками, каждый из которых был его личным выбором. И мы оба знаем, что и в последний раз он не остался непричастным, хотя ты, Сигюн, казалось, могла бы вразумить своего сумасбродного супруга! — губы мои оскорблённо дрогнули, и в один миг мне показалось, что я вот-вот заплачу — так ранила меня резкость того, кому я больше всех остальных доверяла. Однако обида и гордость помогли мне сдержаться, запереть слабость глубоко внутри себя, раздавить её, уничтожить. Один, между тем, продолжал: