Двуликий бог (СИ)

— Что привело тебя к стенам Асгарда, дочь турса? — наконец, грозно произнёс Всеотец, вскинув голову и внимательно вглядываясь в ожесточённое лицо воительницы. Тёмно-синий плащ развевался на ветру, в ладони отец асов сжимал копье, внушавшее трепет как богам, так и великанам, а надетые поверх обычных одежд сияющие кольчуга и шлем в виде головы орла ясно свидетельствовали о готовности Одина принять не только мирный исход неожиданной встречи. Глаза аса недобро сверкнули.

— Меня зовут Скади, владыка Асгарда, — хорошо поставленным голосом решительно отвечала Одину смелая девушка, — я дочь великана Тьяцци! Я пришла, чтобы отомстить за смерть отца! Пусть его убийца выйдет вперёд и сразится со мной, если только у него хватит храбрости! — в рядах асов пошли пересуды и тихий смех: как бы великанша ни была сильна или отважна, любой среди асов легко положил бы конец её жизни. Я перевела взволнованный взгляд на мужа. Ни один мускул не дрогнул на спокойном красивом лице, Локи только легко спрыгнул с коня на землю.

— Нам нет нужды воевать с тобой, Скади, дочь Тьяцци, ибо твой отец не был убит, а погиб по вине собственной неосторожности, — Всеотец говорил размеренно, убедительно, и, не удержавшись, я перевела на него взгляд удивлённых глаз. Ведь, по сути, это была неправда: мудрый ас заманил яростного Тьяцци в ловушку, а Локи свершил свою месть, расправившись с ослабевшим врагом. И хотя в гибели великана, несомненно, была и его собственная вина, руки асов не остались незапятнанными кровью. Но слушая внушающий доверие голос отца ратей, даже я сама начинала верить его словам, хотя лично присутствовала при страшном событии. — А раз так, то вместо выкупа за отца лучше возьми одного из асов себе в мужья, чтобы унять горечь потери.

Скади молчала, глядя холодными голубыми глазами в лицо Всеотца. Казалось, воительница, готовившаяся к упорной и жестокой кровопролитной битве, была введена в совершеннейшее замешательство словами верховного бога и что-то серьёзно обдумывала. Один не торопил её, затих и гул асов за его спиной. Наконец, сильная всадница спешилась, потрепала верного коня по холке, печально улыбнулась.

— Моя скорбь по отцу слишком сильна и глубока, чтобы я могла думать о замужестве, — вкрадчиво повела речь мудрая дочь турса. Я вслушивалась в её голос, и сердце сковывало льдом: я предчувствовала нечто страшное, как тогда, в саду Идунн, и снова не могла объяснить себе, что именно. Всеотец поступил хитроумно и великодушно, не позволив Локи вступить в бой и убить красивую девушку — мне меньше всего хотелось вновь видеть руки супруга по локоть в крови — но отчего-то мне не стало спокойно на сердце. Я видела в глазах незнакомки, слышала в глубине её голоса что-то недоброе, жуткое, жестокое, чего не замечал никто другой. И я боялась узнать, во что её затаённая ненависть и гнев могут претвориться. — Но, может быть, если вы сумеете рассмешить меня и заставить позабыть ужасное горе, я приму ваше предложение. Говорят, в стенах Асгарда живёт шут, которому нет равных, тот, кто развлекает богов. Я хочу увидеть его.

Губы Локи уязвлённо дрогнули, потемневшие карие глаза сверкнули гневом оскорблённого самолюбия, но это продлилось не дольше минуты. Когда Всеотец обернулся к богу огня, его лицо было спокойно, как и прежде, хотя я догадывалась, какие страсти бушевали внутри вспыльчивого мужчины в тот момент и каких усилий стоило ему это деланное спокойствие. Один лёгким наклоном головы призвал лукавого аса к себе, в центр толпы. На миг Локи задержал на величественной фигуре Всеотца высокомерный взгляд, а затем коротко кивнул в знак подчинения и исчез где-то за плечами остальных. Когда Скади вошла в Асгард и передала слугам асов своего коня, когда боги нерешительно поприветствовали её, толпа вдруг расступилась, пропуская перед собой… Локи верхом на козе Гейдрун.

На несколько мгновений я замерла, не в силах закрыть рот от удивления: до того разительной была перемена, произошедшая в моём супруге за несколько минут. Я успела позабыть, каким превосходным шутом умеет быть высокомерный гордый бог огня, если он вынужден добиваться своей цели. Сколько в нём было манерности, жеманства, сколько самоиронии, насмешки как над собой, так и над Асгардом, над богами, громко гоготавшими и не понимавшими сарказма. Локи преобразился в одно мгновение: движения его стали ловкими, лёгкими, жесты — преувеличенными, маски лица — доведёнными до абсурда. И пока Локи скакал и кувыркался, развлекая непрошенную гостью, я улыбалась, чтобы ничем не выдать себя, но чувствовала, будто судорога сковала лицо. Моя улыбка была фальшивой, ненастоящей, как и напускное шутовство Локи.