Также Сталин явно не собирался избавляться от Маленкова. Удаление Георгия Максимилиановича из Москвы на несколько месяцев носило чисто «воспитательный» характер. Сталин хотел дать урок и Новикову, и Шахурину, и Маленкову, и их подчиненным, чтобы они больше не занимались приписками и фальсификациями, чтобы не сообщали об успешных испытаниях, которых не было, и только. Никакого политического значения дело авиаторов не имело. Его значение было только военно-экономическим. Сталин захотел немного взбодрить собственный военно-промышленный комплекс.
То, что инкриминировалось подсудимым по «авиационному делу», они действительно совершали. И делали это, конечно, не с вредительскими целями, а только потому, что любой ценой хотели выполнить план. На следствии и суде они утверждали, что таким образом стремились приблизить победу в Великой Отечественной войне. На самом деле поставка бракованной техники в войска ни на йоту не приближала победу в войне, а вела только к бессмысленной гибели и увечьям летчиков. Бракованная же техника, если она не приходила в полную негодность в авариях или не могла быть отремонтирована на месте, возвращалась для капитального ремонта и устранения недоделок на авиационные заводы. Это, как ни странно, тоже было на руку авиапромышленности. Ведь техника, проходившая заводской ремонт, засчитывалась в выход готовой продукции. Получалось, что бракованные, тяп-ляп сделанные самолеты, на производство которых явно затрачивалось меньше времени, чем на производство нормальной, качественной техники, засчитывались еще вторично в выпуск готовой продукции, когда их приходилось ремонтировать. Таким образом, бракованная техника дважды помогала выполнять и перевыполнять планы. А в суровое военное время выполнение и перевыполнение планов означало не только премии и усиленные пайки как рабочим, так и руководителям. За невыполнение плана поставок боевой техники руководителям всех уровней, начиная с директоров завода и кончая членами ГКО, грозило снятие с должности и предание суду военного трибунала, который мог вынести любой приговор, вплоть до расстрела. Поэтому руководители были заинтересованы в выполнении планов любой ценой. И это касалось как директоров заводов, так и руководителей наркомата авиапромышленности, как военпредов на заводах, так и надзиравших за авиапромышленностью партийных чиновников и самого Маленкова. И между ними действовала круговая порука, на которую указывали материалы следствия и суда. А командование ВВС, постоянно нуждавшееся в пополнении авиатехникой из-за очень высокого уровня боевых и эксплуатационных потерь (многие самолеты разбивались из-за неопытности экипажей), готово было идти на компромисс с производителями и принимать на вооружение даже бракованную технику, если она не выглядела совсем уж безнадежной. При этом полагались на русский «авось» («авось не разобьется!») да надеялись довести самолеты до кондиции в полевых условиях. К тому же те, кто принимал самолеты, зачастую, подобно маршалу Новикову, не имели технического образования и не могли оценить реальную опасность, которую представляли для летчиков некондиционные самолеты.
При реабилитации Шахурина, Новикова и других фигурантов «дела авиаторов» прокуратура отмечала, что «обвиняемые свои служебные обязанности выполняли добросовестно, а производственные дефекты в обстановке спешки, ажиотажа, отсутствия необходимых технологических условий были неизбежны и не могут быть поставлены в вину руководителям авиапрома и ВВС». Таким образом, фактически признавалось, что деяния, которые вменялись в вину Шахурину, Новикову и другим осужденным, представляли собой неизбывные пороки советской плановой системы. Ведь такое же положение наверняка существовало и в танковой промышленности, и в производстве боеприпасов, и в других отраслях военной промышленности. Если сажать всех виновных, некому будет руководить промышленностью. Маленков и Берия инициировали реабилитацию фигурантов «дела авиаторов» сразу же после смерти Сталина. Ведь это была реабилитация и самого Георгия Максимилиановича. А Лаврентий Павлович охотно поддержал своего союзника в Президиуме ЦК, не подозревая, что через каких-нибудь три месяца Маленков предаст его.