Она улыбнулась с лёгким смущением, взяла планшет с откидного столика и показала кадр, на котором остановила просмотр: Алиса парит над Москвой на одноместной фантастической «черепашке».
– Да я и не смеюсь, – сказал Юра, – Селезнёву все любят, тут не поспоришь.
– А ещё какие там фильмы есть?
– Конкретно – затрудняюсь сказать, но «Трёхсот парсеков» точно нет.
– Видишь, хоть в чём-то им повезло.
– Не говори. Но у них не очень-то и разгонишься – кинотеатры, по-моему, вообще отсутствуют, телевизоры совершенно убогие.
– А книжные магазины?
– Не обратил внимания. Зато водочные ларьки – на каждом шагу.
– И как же они до этого докатились?
– Я толком не разобрался. Там постоянно упоминается какое-то Обнуление – оно, насколько я понял, семнадцать лет назад началось. То есть настал двухтысячный год – и трындец, всё пошло наперекосяк, но почему так – фиг знает. Хотя и до этого жизнь там, похоже, была не сахар…
Бортпроводница прикатила тележку с прохладительными напитками, народ подставлял одноразовые стаканчики. Сидеть на месте всем уже надоело, в салоне зарождалось броуновское движение, благо проходы между рядами были широкие – не чета тем, что имелись в антикварных авиалайнерах, виденных Юрой по телевизору. Попутчики потихоньку знакомились. Ближайшими соседями первокурсников оказалась пожилая супружеская пара с Таймыра, объездившая уже почти всю Солнечную систему, – сначала в составе геологоразведочных экспедиций, затем в качестве туристов.
– Да, привыкли на старости лет к комфорту, – смеялся седой геолог, – чуть что – сразу нос воротим. Кресла давай помягче, гостиницу поуютнее…
– Экскурсоводшу посимпатичнее, – подсказала супруга.
– Ага, поехидничай. И как я тебя полвека терплю?
– Да уж, совсем замаялся, бедолага.
– Видали, молодёжь? Издевается. Это она, спасибо, хоть к пенсии поспокойнее стала, а в молодости – вообще спасу не было. Секретарь комсомольской организации в институте, всю плешь нам проела со своими собраниями. От энтузиазма чуть ли не лопалась. У вас-то сейчас с этим делом попроще стало? С комсомолом, я имею в виду?
– Да, наверное, – сказал Юра. – Взносы собирают, а так особо не достают. Даже установка такая есть – борьба с формализмом в идеологии. Чтобы, типа, народ заинтересовать, а не из-под палки и по бумажке.
– И как, получается у них?
– Ну… э-э-э… с переменным успехом. Я, честно говоря, этим особо не заморачивался, не отслеживал специально…
– Эх, ёлки-моталки, счастливое поколение. Попробовал бы ты, парень, раньше такое вякнуть – мол, «комсомолом не заморачиваюсь». На собрании бы расплющили в блин, а то и с института бы вылетел. Правильно я говорю, ехидина?
– Расплющили бы, – подтвердила та. – Тогда, ребятки, время было другое.
– А вы в какие годы учились? – спросила Тоня.
– В пятьдесят девятом поступили, – сказал ветеран-геолог. – Мы с ней одногодки. До сих пор вот не отлепимся друг от друга.
– Угу, – пробормотал Юра, – опять в пятьдесят девятом…
– Почему «опять»?
– Простите, это я о своём. В последние дни постоянно эта дата всплывает – вернее, не дата даже, а конец пятидесятых вообще. «Антиграв» изобрели и так далее.
– Это да, жизнь понеслась галопом. Думаешь, я, когда на геолога поступал, мог такое вообразить, что меня – не в тайгу, а в космос? Не сразу после института, правда, а чуть попозже, в семидесятых. Налетался и насмотрелся – теперь вот надеемся с ехидиной, что и до Первой Звёздной как-нибудь доживём. Говорят, уже скоро. Как считаете, молодёжь?
Он улыбался, глядя на Юру, но надежда в глазах была непритворной, словно старик и в самом деле рассчитывал получить от первокурсника подтверждение – да, дескать, доживёте всенепременно, и корабль с землянами на борту рванётся к сердцу Галактики…
– Чего ты, Паша, ребят смущаешь? – укоризненно сказала «ехидина». – Они-то откуда знают? Можно подумать, от них зависит, когда звездолёт построят.
– А что? – не сдавался её супруг. – Может, от них как раз и зависит! Может, вот они двое лет через пять возьмут и изобретут какой-нибудь гиперпривод…
– Голова садовая, чем ты слушал? Они совсем по другому профилю. Юра – историк, Тоня – филолог. А тебе гиперпривод вынь да положь.
– Ну, не обязательно напрямую, – несколько смутился геолог. – Как-нибудь косвенно поспособствуют. Это ж дело такое, общее…
– Извините, – сказал Самохин, – отлучусь ненадолго.
Снова пройдя между рядами кресел, он заперся в кабинке и подставил ладонь под струю воды – клеймо, проявившееся на коже, жгуче саднило. Боль отступала нехотя, толчками отдаваясь в предплечье; лишь пару минут спустя она наконец утихла, а рубцы побелели. Юра поднял взгляд и посмотрел в зеркало. Отражение казалось бледным и постаревшим, круги под глазами неприятно темнели.
Понял, студент? Народ на тебя надеется, не отвертишься.
Хотя отвертеться он, собственно, не пытается. Ищет подсказки даже во сне.
Кстати, а помог ли ему сновидческий «якорь» – рисунок, нацарапанный накануне на дереве?