– И все же, святой отец, – Дориан, не желая развивать тему, указал на позабытые на время клинки, – это оружие больше подобает офицеру гвардии его величества, чем миролюбивому священнику…
– Точно, – признался Виллуан. – Когда-то я и был офицером гвардии. Очень давно, однако замашки остались, как болтают.
– Вы обитаете здесь постоянно? – Дориан обвел взглядом келью, больше походившую на кабинет дипломата, чем на жилье смиренника, – даже не по обстановке, а по духу. Да и отец Анри не напоминал того, кто занят лишь молениями.
– Да, сейчас уже – да. Я возвратился сюда год назад. – По лицу отца Анри скользнула тень… – Не суть важно. Если желаете, можете осмотреть толедский клинок.
Мужчины перешли на нейтральную тему – обсуждение оружия. Лоретта безмятежно посапывала.
Спустя час священник извинился и оставил келью, унося сырой наряд Лоретты (о котором мужчины умудрились запамятовать), а заодно и костюм виконта. Видимо, святой отец отправился к настоятелю – Дориан не интересовался. Воспользовавшись отсутствием отца Анри, он встал, поворошил угли в жаровне и наклонился над девушкой. Спит… Ее рука, тоненькая и беззащитная, лежала поверх одеяла. Не сдержавшись, Дориан взял эту руку, осторожно прикоснулся губами к кончикам пальцев… Лоретта не пробудилась, даже не шевельнулась. Шевалье в который раз залюбовался ею. Чем она его так затронула и что все это значит? Возможно, попросила у какой-то колдуньи приворотное зелье, как теперь модно?
Нехотя отпустив руку Лоретты, юноша возвратился в кресло: дожидаться священника и охранять сон девушки. Он едва не уснул, но дремоту нарушил скрип двери – возвратился отец Анри. На его лице была улыбка и некий горшочек – в руках.
– Преподобный шлет привет мадемуазель де Мелиньи, а также вам, милостивейший государь, – произнес Виллуан. – К привету прилагается разрешение оставаться в монастыре сколько потребуется и вот это – лично для вас, – он поставил горшочек на стол.
– Что это? – Дориан взял емкость и понюхал. – Какая-то мазь…
– Это бальзам для вашей раны, – разъяснил отец Анри. – У меня он закончился, но в монастырских закромах чего только не отыщешь! Берите, виконт, эта мазь значительно облегчит ваше бытие.
– Я бы и не назвал его чересчур тяжким, – с юмором отозвался Дориан. Отчего-то с отцом Анри было очень легко беседовать, его внешность располагала к откровенности. Наверное, он прекрасный исповедник. – Простите мне те слова о плутах-священниках! Вы так сердечны, я чувствую уколы совести…
– Долг истинного христианина – помогать ближнему, – почти промурлыкал отец Анри, располагаясь в кресле. – Священника же – вдвойне.
– Некоторые носят крест, но не благородство, – возразил Дориан. – Впрочем, я рискую залезть в опасные дебри и заняться изобличением незнамо кого в незнамо каких грехах… а потому оставим это.
– Господа, – донесся с кровати голос Лоретты, – вы не поделитесь тем, что у вас на столе? Бальзам можете оставить себе, виконт, я говорю о еде…
– Мадемуазель де Мелиньи, вы проснулись! – хором вскричали мужчины, переглянулись и расхохотались, подивившись такой слаженности.
Лоретта потянулась, выглядела она посвежевшей.
– О да, и мне очень хочется есть! И встать, пожалуй, тоже. – Она отбросила покрывало, оглядела свое одеяние и покачала головой. – А где же мое несчастное платье? Впрочем, оно наверняка погибло…
– Не прощайтесь с ним так рано, сударыня! – Отец Анри встал, пошарил под кроватью и с поклоном преподнес девушке пару меховых тапочек с острыми носами. – Прошу вас, дочь моя. Пол холодный, несмотря на ковер, а вы и так замерзли сегодня.
Лоретта улыбнулась, сунула ноги в тапочки, завернулась в поданный отцом Анри теплый халат и проследовала к столу, красивая даже в таком одеянии. Дориан уступил ей удобное кресло, сам же застыл рядом, ни на мгновение не спуская с Лоретты глаз, как будто с ней могло произойти что-то скверное прямо здесь и сейчас. Такое неусыпное внимание ее несколько смутило.
– Сядьте, шевалье! – засмеялась девушка. – Я не провалюсь под пол и далее сквозь землю, даю слово!
Дориан уселся, но крайне неохотно. Отец Анри, позабавленный этой сценой, улыбался.
– Бог мой! – проговорила Лоретта, беря с блюда фазанью ножку. – Я в монастыре ем такие разносолы! А поговаривают, монахи питаются лишь травами и кореньями, ничего скоромного.
– Отец Анри утверждает, что нам уже отпустили этот грех, – не упустил случая заметить виконт.
– О, ну тогда все в порядке, – резюмировала девушка, с блаженством вонзая в мясо белые зубки.