Разошлась молва в народе, —Правда ль, нет, – но слух пустили,Что магистр высокородныйДон Фадрике де КастильяОпозорил дона Педро —Короля, родного брата,Соблазнил-де королеву;Говорят одни: «Брюхата».«Родила», – иные шепчут.Разошлись по всей СевильеКривотолки. Неизвестно,Правда ль, нет, но слух пустили.Далеко король дон Педро,И не слышал он покудаОб измене. А услышит —Кой-кому придется худо.Что же делать королеве?Сердце ужасом объято,Пал на дом позор великий,День и ночь страшит расплата.И послала королеваЗа придворным именитым,Был тот муж, Алонсо Перес,У магистра фаворитом.Он предстал пред королевой,И ему сказала дама:«Подойди, Алонсо Перес,Не лукавь, ответствуй прямо,Что ты знаешь о магистре?Где он? Слышишь?» —«О сеньора! Он уехал на охоту,С ним все ловчие и свора».«Но скажи… Ты, верно, слышал?Толк о нем в народе шумный…Я сердита на магистра.Он такой благоразумный,И к тому же благородный,Славный столь и родовитый…Родила на днях младенцаДевушка из нашей свиты.Мне была она подругойИ молочною сестрою,Очень я ее любилаИ ее проступок скрою.Беспокоюсь, что об этомВся страна узнает скоро».Что ж в ответ Алонсо Перес?«Вам рука моя – опора.Воспитать берусь младенца,Дайте мне его, сеньора».Принесли немедля свертокВ желто-алом покрывалеБез гербов, без украшенийИ Алонсо передали.В Андалузию повез онЭтот сверток драгоценный,В небольшой далекий город,Называемый Льереной,И дитя на воспитаньеДал одной своей знакомой.Женщина была прекрасна,И звалась она Паломой.Мать ее была еврейка,А отец ее меняла.Стал расти инфант, но вскореЭту тайну разузналаДонья хитрая Мария,Та, что вечно клеветала.Толком истины не зная,Королю она писала:«Я — Мария де Падилья,Знай, сеньор, твоя МарияВвек тебя не предавала,Предали тебя другие.То, что я пишу, – все правда,Верь, сеньор, я лгать не стану.Твой обидчик спит спокойно,Хоть нанес тебе он рану.Не придет он сам с повинной,Обличить пора Иуду. Все.На этом я кончаю,Докучать тебе не буду».Прочитал, король посланье,Вызвал грандов для совета,В самый мрачный день недели —В понедельник было это.
Эту легенду приводит даже Генрих Гейне в своих «Романсеро» (Испанские Атриды) в форме беседы с «серым кардиналом» начала правления Педро – доном Хуаном Диего Альбукерке.